— Пошли лучше искупаемся, — говорю я ему; в воде Жорка против меня слабак. Он почему-то боится воды: как почувствует, что ногой уже дна не достаёт, сразу что есть сил выгребает к берегу. И плавает по-собачьи: молотит что есть сил руками и ногами, аж брызги летят. А чтоб нырнуть — про это и речи нет! Сколько я его ни уговаривал, так и не отважился.
Поэтому Жорка хоть и согласился идти купаться, но не слишком охотно.
Потом мы снова гоняли мяч, и я, понятное дело, опоздал домой, и мне влетело от мамы.
— Ты совсем отбился от рук! — сказала она под конец. — Обрадовался, что папа уехал.
Это меня больше всего обидело: папу я очень люблю. Весь вечер сидел неподвижно в кресле и думал про него: как они там с Ван-Геном? Продираются сквозь джунгли или спускаются по реке на плоту?
Потом пошёл в папин кабинет, глянул на карту. Сперва ничего не заметил, хотел было уже выйти, но внезапно на ней словно сверкнула какая-то крохотная искорка. Я аж дыхание затаил. Присмотрелся внимательнее — огонёк! Один, второй…
— Ма-ам! — закричал я что есть сил. — Ма-ам!
Вбежала перепуганная мама.
— Что стряслось?
— Папу вот видно!
Мама так и кинулась к карте:
— Где?
— Да вон, ты не туда смотришь!
Мама, наконец, увидела огоньки. И только увидела — слёзы из глаз. Смотрит и плачет. Ну с чего бы тут плакать? Тут радоваться надо, что папу увидели!
Мама долго смотрела на огоньки, которые едва заметно двигались по карте. Вот остановились.
— Что это с ними? — забеспокоилась мама.
— Наверное, остановились на ночь.
Мама взглянула на часы:
— И правда, поздно уже… Иди-ка, Витя, спать.
— А ты?
— Я тут прилягу, на тахте.
Я сразу догадался — мама и ночью не хотела отходить от карты. И утром, когда я ещё спал, мама легонько потрясла меня за плечо:
— Витя, вставай: папа уже встал!
Я, как был в трусах, бегом помчался к карте: два огонька уже двигались вдоль небольшой речки, терявшейся в джунглях.
— Давно они встали?
— Уже больше часа.
Мама, должно быть, не спала всю ночь: стерегла папин сон.
— Ты, Витя, позавтракай уж сам.
— А ты?
— Я уже завтракала. мне надо бежать, я на работу опаздываю. — Сколько помню маму, она всегда опаздывает. И часы у неё постоянно отстают.
— Ты в лабораторию?
— А куда ж ещё! — отвечает, хлопоча, мама: она как раз причёсывается.
Потом хватает сумочку, целует меня напоследок и выбегает из комнаты. Я бегу к окну, чтобы посмотреть на маму. На улице она строгая, собранная, на маму как-то и не похожая. Вот её нагнала ярко-красная машина, мама махнула рукой, машина остановилась, осела на землю: в ней двое венериан. Один из них выскочил, открыл дверцу, мама села; машина сразу же поднялась над дорогой, немного повисела на месте, потом полетела вперёд.
Теперь я не увижу маму до позднего вечера. Разве что по видеофону.
Позавтракал, сел думать, что делать дальше. Делать было что, стоит только свистнуть Жорке, но мне захотелось побыть одному. Вдруг вспомнил: я же обещал папе вести дневник. Записывать всё, что увижу без него и что со мной будет происходить.
Сне ужасно не хотелось садиться за писанину! Они мне в школе надоели, эти домашние задания! И по литературе пиши сочинение, и по истории, и по географии. А я что, писатель? Я буду космонавтом, буду водить корабли на другие планеты. или полечу к далёкой звезде — искать следы разумной жизни.
Но ничего не поделаешь: дал слово — держи. Потому что папа, когда вернётся, обязательно поинтересуется дневником.
Значит, так. Я прилетел на Венеру две недели назад и за это время уже увидел много интересного. Мы остановились в специальном научном центре, где живут только учёные, не менее выдающиеся, чем у нас на Земле. Все они носят белые костюмы, потому что в чёрных тут можно запариться, так печёт солнце. И ещё спасает защитный экран, который вокруг Венеры, а то температура могла бы подняться до ста градусов: вода закипела бы и всё живое погибло. Даже растения.
А растения здесь необычные, на Земле я таких и не встречал. Вот хотя бы чертополох. У нас он вырастает по пояс… ну, по плечи человеку. А здесь — словно дерево. Ствол — не обхватишь руками. А деревья — настоящие гиганты высотой до двухсот метров. Росли бы, наверное, и выше, но мешает сила тяжести: не выдержат стволы.
Мы уже привыкли к яблокам, которые весят десятки килограммов, к метровым огурцам и помидорам размером с ведро: принесёшь такой помидор и ешь целую неделю.
А на арбузы даже страшно смотреть: одним ломтиком можно накормить десяток людей.