Мы горячо заверили тётю Павлину, что не проговоримся. Что мы, маленькие? К тому же, кому тут проговориться? Тем роботам, или орангам?
— Хорошо, я знаю, что вы у меня очень умные ребята, — успокоила нас тётя Павлина. Отвела в дальний угол камеры, зашептала:
— Оранги планируют вырастить многомиллионное войско. Из существ, которые не знают, что такое страх, для которых умереть в бою так же естественно, как нам поесть. Которыми владела бы лишь одна навязчивая идея: истребить, Жора, всех твоих соотечественников. Всех до одного… Вы представляете, что будет, если им удастся осуществить задуманное? Многомиллионная армия, вооружённая до зубов, двинется в поход против мирных жителей, которые оружия и в руках никогда не держали. Для которых одна лишь мысль про убийство вызывает такое неодолимое отвращение, что никакая сила на свете не заставит их пролить кровь живого существа. Представляете?
Мы представляли. Стояли и подавленно молчали. Только теперь я по-настоящему ощутил, что такое фашизм, и что он с собой несёт. Я как хорошо, что у нас, на Земле, сотни лет назад он был уничтожен! Даже корней не осталось от него!..
— Значит, теперь вы понимаете, почему Оранг Третий должен заинтересоваться моей особой?
— Вы собираетесь работать на генной фабрике? — аж отшатнулся от неё Жорка.
— Не на фабрике: для фабрики достаточно рядового инженера. Меня, наверное, пошлют в центральную лабораторию…
— И вы согласитесь? — вскрикнул я.
— Не кричи, а то услышат!.. А почему бы и нет? Должны же мы как-то вырваться их этой ужасной тюрьмы? Или гнить здесь всю жизнь?
— Я с вами никуда отсюда не пойду, — сказал Жорка; глаза у него аж искрились.
— И я не пойду!
Тётя Павлина даже не обиделась: улыбнулась одобрительно. А мы стояли и ошалело смотрели на неё.
— А кто вам сказал, что я буду конструировать убийц, которые им нужны? — спросила она. — Кто вам сказал, что мы будем на них работать? Они заподозрили в нас шпионов — что же, мы и станем разведчиками! Мы выведаем все их тайны, чтобы заблаговременно их обезвредить. Сорвать их адские планы…
— Разведчиками? Ухты! — Я аж запрыгал возле тёти Павлины, а Жорка прошёлся по камере колесом.
— Тише вы, непутёвые! — успокаивала нас тётя Павлина. — Вы что, хотите, чтобы охрана что-то заподозрила?
Нет, этого мы не хотели. Поэтому сразу успокоились.
— А когда я увижусь с папой? — спросил я тётю Павлину. Сейчас, когда я узнал, что папа где-то здесь рядом, мне не терпелось как можно скорее встретиться с ним.
— Скоро увидишься, — пообещала тётя. — Может, даже завтра… Только, Витя, твёрдо запомни одно: ни единый оранг не должен догадаться, что это твой папа! Даже что вы с ним знакомы.
— Почему?
На моём лице, должно быть, отразилось такое разочарование, что тётя Павлина снова не удержалась от смеха.
— Это может вызвать лишние подозрения, — объяснила она. — Они должны думать, что ты — мой ассистент, а папа для тебя — абсолютно посторонний человек. Как, кстати, и для меня… Так что не смей к папе даже подходить! Слышишь?
Да слышу! Только всё ещё никак не могу понять, для чего такая конспирация. Но, раз это нужно для разведки…
Вскоре мы все заснули на каменном полу, потому что в камере не было ничего, кроме пола и стен. Поэтому ворочались всю ночь с боку на бок, а мне к тому же всё время снились тревожные сны. То мама снилась: что её тоже взяли в плен. То папа: будто его сбрасывают со скалы. А под конец приснилось самое страшное: будто меня переделали в робота. В то бессловесное существо. Я аж закричал и сразу же проснулся.
Лучше б и не спал!
На второй день нас повели во дворец: Оранг Третий изъявил желание с нами встретиться.
Видели бы вы, что случилось с тюремной обслугой, когда она про это узнала! Оранги чуть ли не на животах перед нами ползали, готовя нас к этой встрече. Принесли мне и тёте Павлине одежду из какой-то золотой ткани — пышные халаты с длиннющими, до пят, рукавами, накинули почтительно на плечи. На ноги — чудны́е тапочки, тоже расшитые золотом, и загнутыми вверх носками. Я на тётю Павлину как глянул — так и скорчился от смеха.
— На себя лучше посмотри, — обиделась тётя.
А несчастному Жорке достался куцый фартучек и ошейник. Тоже позолоченный, но Жорке от этого было не легче.
— Не буду я его надевать!.. Не буду!.. — У Жорки аж слёзы на глаза навернулись. — Что я — животное?
— Ты — разведчик, — тихо сказала тётя Павлина.