Но он не только не ушел, а подошел совсем близко к ней и вдруг нежно обнял ее. Девушка покраснела.
— Вы насмехаетесь надо мной, милорд?
Она высвободилась из его объятий, но он взял ее руки в свои, заставив повернуться. Девушка попыталась вывернуться, но было слишком поздно. Макс внимательно изучал ее элегантные белые перчатки.
— Девчонки из лавки не носят такие перчатки.
— Я же говорила, что это только образцы.
— Это ваши перчатки. Они указывают на то, что вы леди.
— Эти перчатки выдают вас. Спрячьте их за корсаж.
Он протянул ей перчатки.
— Макс, вы шокируете меня.
Но он был прав, и она знала это. Белые перчатки, расшитые золотыми и серебряными нитями, действительно указывали на ее дворянское происхождение. Они были одновременно и величайшим сокровищем, и билетом на гильотину.
— Спрячьте их, — приказал он шепотом, который буквально опалял ее.
Скромность была отброшена. Под его бдительным взглядом она запихнула их за корсаж и сделала реверанс, чтобы он мог разглядеть ее.
Макс смотрел на нее напряженно и долго.
— Не позволяйте им слышать, как вы разговариваете. Ваша речь слишком изысканна… Хихикайте, как уличная девка…
— Я… я не знаю как.
Разве ее учили манерам уличной девки?
Он помог снять ей накидку, чтобы теперешний ее костюм — костюм уличной девки — был виден издалека. Он украл у крестьян старый домашний чепец и быстро надел ей на голову. Затем он накинул на нее передник, схватил за талию, чтобы завязать тесемки. О Боже, эти быстрые, ищущие руки… Каждое его прикосновение необыкновенно возбуждало, заставляя ее тело трепетать.
Неожиданно темноту прорезала группа всадников, на шляпах которых были зеленые кокарды, а в руках факелы и кинжалы…
Это была целая шайка фанатиков.
— Покажите ваши проездные документы, граждане, — грозно приказал один из них.
Настало время разыграть спектакль. Интересно, как же ведут себя гулящие девки? Она закрыла глаза и прильнула к плечу спутника. Он напрягся, а затем крепко прижал ее к себе. Они стояли до неприличия близко, и она ощущала тепло его тела, слышала дикое сердцебиение в ответ на удары ее сердца. На ней была крестьянская одежда, но документов у нее не было. Все кончено. Она поймана.
Стараясь убедить себя, что Макс не мог вспомнить перчатки, которые видел спустя почти год, девушка попыталась успокоиться. Она повернулась к нему и как можно небрежнее проговорила:
— Итак, мы собирались снять размеры вашей руки.
Она быстро разложила листок темной бумаги на столике.
— Пожалуйста, положите руку на бумагу.
Он развел пальцы в стороны, положив руку на бумагу, и ждал, пока она найдет в корзине, чем можно было обвести контуры.
— Все руки отличаются друг от друга, а мистер Дублет не обучил меня полностью, как правильно обмерять…
— Иоланда?
Услышав его голос, она невольно повернула к нему голову и тотчас поняла свою ошибку.
— Я Виолетта.
— Очень хорошо. Постараюсь запомнить… Виолетта, — произнес он мягко, — я только хотел предложить вот это.
Она схватила протянутый карандаш, избегая горящего взгляда Макса. Словно электрический ток пробежал между ними.
Для того чтобы обвести контуры, она должна была положить свою руку на его.
Даже сквозь тонкую белую лайку перчаток она боялась почувствовать тепло мужской руки. Но после секундного колебания она начала водить карандашом между пальцами. Она хорошо помнила эти изящные и ласковые руки, которые когда-то обнимали ее, оберегая и защищая от того, что ей пришлось пережить.
— Ваш мизинец изогнут, как и у меня, — заметила она.
— Правда? А разве не у всех мизинцы такие?
— О, нет, некоторые совсем прямые. Скорее всего это фамильная черта.
— В самом деле. Но я надеюсь, что сшить для меня перчатки не составит большого труда?
— Предвижу, что мистер Дублет скажет, что это необычная рука.
— Зато, Виолетта, это твердая рука, — проговорил он нежно, — в отличие от вашей, которая дрожит.
Взяв карандаш, Макс внезапно поменял их руки. Нежно прикрыв ее руку своей, он машинально начал водить пальцем по рисунку лебедя на ее перчатке.
С притворной храбростью девушка посмотрела на него.
— Какой цвет перчаток вы предпочитаете, сэр? Сухих листьев или естественный?
— Виолетта… Иоланда… меня не интересует, какого цвета перчатки изготовят в вашей лавке или как вас теперь зовут. Я хочу только одного, — сказал он с болью в голосе, — чтобы вы вспомнили меня.
Она мгновенно отняла свою руку.
— Это невозможно.