Затаив дыхание, я подкрался ближе. Черный цилиндр уходил вниз, в вертикальную шахту. Она, насколько хватало глаз, рассекала другие подземные этажи. К ним от цилиндра тянулись толстые горизонтальные отростки.
Сделав круг по своему этажу, я наткнулся на такой же отросток. Он черной стрелой выходил из цилиндра, врастая в пол тысячей ответвлений. Я опустился на корточки и провел пальцами по ребристой поверхности под ногами. Весь зал походил на огромный плоский клубень, прикрепленный к такому же огромному корневищу. Дом врастал в землю гигантским корнями, образуя подземные ярусы.
В другом конце зала я нашел еще одну дверь и лестницу вниз. С тех пор день я проводил, как обычно, прокладывая маршруты между пышущих радиацией гигантов и тусклых карликов, а вечерами, несмотря на усталость, пробирался в подземелье под домом.
Каждый раз я старался спускаться все ниже, исследуя каждый этаж от центра до дальних краев. Одни залы пустовали, другие, напротив, походили на огромные склады, заполненные контейнерами с одеждой, консервами, коллекциями семян и промасленными деталями механизмов. На некоторых располагались настоящие музеи из предметов быта горожан. Казалось, экспонаты там собраны с основания города.
За время подземных путешествий я не встретил ни одного человека. По залам и коридорам двигались механические тележки и многорукие автоматы. Без человеческого участия работали цеха, заполненные станками. Подземелье жило собственной жизнью, не замирая ни на секунду.
Однажды я набрел на библиотеку. Размерами она превышала все вместе взятые городские библиотеки и книжные магазины, видимые мной ранее. Сотни стеллажей, заполненные плотными рядами книг, создавали подобие улиц и переулков. Воздух пропитался сладким запахом клея и старой бумаги. Руки тянулись взять том побольше, сесть и забыться, листая пожелтевшие страницы.
Следующий месяц я провел, перебирая увесистые фолианты, и однажды наткнулся на несколько стеллажей, заполненных городскими хрониками разных столетий. Среди них нашлись тома пятисотлетней давности и даже древнее.
Я бегло просматривал выцветший местами текст, когда взгляд зацепился за нечто знакомое. Мне пришлось унять дрожь, чтобы еще раз прочесть пляшущие перед глазами строки. Триста лет назад некий господин, звавший себя Сеятелем, собирал на улицах города беспризорных. Я принялся лихорадочно листать другие тома. Имя Сеятеля встречалось и сто лет назад, и двести, и четыреста, и пятьсот.
Ночь пролетела незаметно. Когда на ручных часах пискнул будильник, я не сдвинулся с места, продолжая перебирать книгу за книгой. Я надергал из старой беллетристики пустые листы, разложил их на полу, прочертил линию времени и принялся кропотливо фиксировать то, что удалось найти. Уже через пару часов на бумаге ясно обозначились волны цикличных событий. В городе пропадали люди. Раз в несколько десятилетий из бедных кварталов исчезали целые семьи – ровно через шесть лет после очередного появления в городе Сеятеля.
Обложившись фолиантами, я продолжил исследование. Малая стрелка часов пробежала круг. День закончился, и снова наступила ночь. Глаза мои слипались, руки дрожали от усталости. Я поднялся, чтобы взять с полки новый увесистый том, но пол под ногами накренился, и темная волна обморока накрыла меня с головой.
Звонко щебетали птицы, мешая спать. Я вынырнул из сонной дымки и открыл глаза. Солнечные лучи пробивались сквозь листву за окном, играя яркими зайчиками на стенах и потолке. Я лежал на кровати в своей комнате, заботливо укрытый по шею одеялом. Моя одежда аккуратной стопкой лежала рядом, на стуле. В памяти всплыл обрывок сна.
… Садовник в сапогах и спецовке идет по саду к свежевскопанной грядке. Лица его не видно. В руках он держит плетеную корзину с семенами. Широкий взмах – и ворох семян летит в жирную черную почву. Садовник поворачивается ко мне.
– Ты – семя! – гремит его голос.
Он протягивает мне корзину:
– Ты – садовник!
Я бегу к нему, но не успеваю. Поднявшийся ветер гонит туман, фигура садовника растворяется в сизой дымке. Земля шевелится под ногами. Я наклоняюсь, отгибаю верхний слой чернозема. Под ним толстые белые корни сетью тянутся в глубь земли.
Окончательно проснувшись, я поднялся с кровати, оделся и вышел в сад. Птицы резвились на ветках деревьев. С другой стороны двора доносились веселые детские крики. Сеятель ждал под старой цветущей вишней. Я подошел и обнял его.