В то лето мне исполнилось пятнадцать, и на заводе я перешел за взрослый станок. Один хохмач в моей смене, узнав об отце, повадился отпускать шуточки: «Эй, смотри не усни! Не заразись снами от своего папаши!» Однажды я не выдержал, на меня будто затмение нашло. Помню, как сижу на хохмаче и луплю его по окровавленной морде. Потом бьют меня. Горячая боль растекается под ребрами, вокруг мечутся мутные тени, стены вращаются, и я из последних сил ползу в темноту.
Отец сутками дежурил возле моей палаты, приносил апельсины и яблоки, готовил по собственному рецепту раствор стимулятора для заживления тканей, менял капельницу и все расспрашивал, видел ли я что-нибудь, пока лежал без сознания. В старых книгах написано, что сон подобен смерти, а я тогда мог и не очнуться.
Меня брала досада, что отец не для меня старается, а изображает заботу ради своей веры. Обида терзала, не давая покоя. Конечно, я ничего не видел, но соврал о другом небе и Земле, где нет ни города, ни завода, и о том, что встретил особых людей, которые ходят по снам, будто двери между комнатами открывают. То ли придумал, то ли вспомнил из отцовских книг.
Капли нехотя отрывались от горлышка стеклянной бутыли и стекали по трубке в набухшую вену на сгибе руки, и пока в мою кровь вливалось лекарство, я врал без умолку и смотрел, как отец волнуется, как радуется, что вера его подтвердилась и жизнь прожита не зря. Глаза отца блестели, даже румянец выступил на вечно бледных щеках.
Хотел ли я того, что случилось дальше? Не решаюсь копаться в потемках души: кто знает, каких монстров там можно встретить? Следователь рассказывал, что многие видели, как отец поднимается на крышу, но никто не заподозрил неладное. Потом уж дворники нашли его тело внизу среди кустов. Из-за моего обмана отец решил контрабандой пробраться в мир сновидений.
Хоронили скромно. Из родственников были я и мать. Тело положили на деревянный поддон, крематорский работник говорил монотонно и длинно. Я вглядывался в застывшее лицо отца. Казалось, на черных крашеных досках лежал незнакомый человек или восковая мумия, спящая вечным беспробудным сном. Заиграла нестройная музыка. Когда звуки стихли, гроб медленно погрузился в печь.
С кладбища вернулись поздно. В тот вечер на заводе случился скачок напряжения, и весь город остался без света. Мы молча сидели в гостиной в кромешной темноте. Горе придавило каждого по-своему, и каждый переживал его в одиночестве, отделенный друг от друга плотной непроницаемой тьмой. Подумалось, может быть, так и выглядит сон: будто смотришь в закрытые веки.
Электричество дали ночью. В гостиной, ослепляя, вспыхнула люстра, на кухне загудел холодильник, за стеной у соседей заиграла музыка. Дом ожил, словно повернули ключ в механическом пианино. Я прошел по квартире, гася в комнатах лишний свет. Сбавил шаг у приоткрытой двери отцовского кабинета. Сквозь щель виднелась густая темень.
Зашел. Нашарил выключатель. Половину комнаты занимала накрытая красным в желтых цветах покрывалом антикварная кровать, сколоченная из полированных дубовых досок, с толстым матрасом, белоснежной простыней и одеялом. В окружающей обстановке она казалась инородным предметом. Небеленые серые стены, цементный пол, занавешенное черной тряпкой окно. С потока на длинном изогнутом шнуре свисала лампочка без плафона. Свет желтый и тусклый. Деревянный письменный стол, табурет, полки с книгами.
Горло сдавил спазм. Я подошел к окну и сдернул тряпку. За стеклом растекалась темная пустота, в центре которой ярко горели огни заводских корпусов. Высокие трубы, покатистые купола, гладкие стены – завод походил на храм из книг о сновидческих грезах. Немудрено. Даже талантливый иллюстратор должен откуда-то черпать образы для своих шедевров. Захотелось забыть, вычеркнуть из памяти все, что случилось, чтобы ничто не напоминало об отцовских причудах, о его безумии и вере в несбыточное.
Рядом со столом на полу лежала пустая рабочая сумка. Отец клал туда сменную одежду, паек и термос. Видимо, мать уже вынула вещи. Я сгреб с полок книги и доверху набил ими сумку. Выволок ее во двор, дотащил до оврага и вытряхнул в траву. Книги высыпались нескладной кучей и белели в сумраке открытыми разворотами. Ветер шелестел страницами. Казалось, что в темноте бьют крыльями гигантские светящиеся насекомые. А может, это сны покидали свои обреченные на гибель дома.