Невидимые и вездесущие, мы узнавали, как разнообразно и непохоже устроена жизнь. Сеятель будто открыл перед нами дверь в сказку. Заботливый, сильный, всезнающий, для меня он стал идеалом. Я выбивался из сил, чтобы выполнить любое его поручение, хотел быть лучшим. Строил маршруты межзвездных полетов, программировал роботов-автоматов, вычислял формулы терраформирования диких планет. Но Сеятель, казалось, не замечал моего усердия.
– Ким, главное не то, что ты знаешь и умеешь, а то, каким ты вырастешь человеком, – повторял он, а потом приказывал: – Сегодня будешь помогать своим братьям. Они должны уметь столько же, сколько и ты.
Братьями он называл воспитанников, живших в доме, будто мы были одной большой семьёй. Несмотря на то, что все попали к Сеятелю погодками, мне часто приходилось заботиться об остальных: натаскивать их по учебным предметам, поддерживать в трудные минуты. Многие сами просили у меня помощи и совета.
Когда мы выбирались в город, Сеятель мог назвать нашим братом и любого горожанина.
– Вы починили вашему брату, мистеру Домбровскому, радиоприемник? Он пригласил нас на обед. Не забудьте о вежливости.
Старик Домбровский, толстый, с вечно красным носом, держал бакалейную лавку и казался самым зажиточным из тех, с кем нам приходилось общаться. К тому же он пользовался авторитетом у бедняков. Он весь день сидел за прилавком, встречая покупателей.
Сеятель помогал многим из бедных районов. Куда бы мы ни приехали, везде нас встречали с радостью. Рядом с ним казалось, что все люди – одна большая семья. Но сам он, если и приходился нам родственником, то очень дальним. Я убедился в этом на третий год нашего знакомства.
Однажды я рассматривал альбом фотографий, оставшийся от родителей. С пожелтевших карточек смотрели мои сгинувшие предки: старики, дети, женщины и мужчины, все разные и в то же время похожие друг на друга. Внезапно я понял, что мне давно не давало покоя: каждый слуга и наставник в доме неуловимо – речью, мимикой, жестами – похож на Сеятеля, будто они – он сам в разных личинах.
Пораженный своим открытием, я вышел из комнаты в коридор. Воздуха не хватало, и пришлось идти в сад. У дверей на скамейке курил трубку старый дворецкий, сутулый, с морщинистым лицом. Я прошел мимо, но потом вернулся.
– Ты… ты… Сеятель? – спросил я его, заикаясь от волнения.
Старик выпустил струю сизого дыма, потом улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы, и проскрипел:
– Да, Ким, ты прав.
– Но как?! Зачем?!
– Согласись, было бы странно наполнить дом копиями одного человека.
Я промолчал. После тысяч миров, что я видел в грезах, принять существование человека, единого во многих лицах, было уже несложно. К тому же меня уже влекла другая тайна.
Оказавшись в доме Сеятеля, за первый месяц я облазил все закоулки от чердака до котельной. Казалось, найти что-либо новое невозможно. Как же я удивился, когда узнал о подземных этажах!
В то время мы обучались архитектуре. Проектировали конструкции из камня, кирпича и бетона. Мне пришло в голову построить трехмерную модель нашего дома, и, как бы я ни менял расчеты, выходило, что в самом центре здания, между залами, есть небольшое пустое пространство. Прохода туда не было, но через неделю поисков мне удалось найти в одном из залов секретный замок, спрятанный за шкафом. Еще пара дней ушла на подбор кода. За отъехавшей в сторону стеной открылся проход. Крутые ступени вели вниз, в темноту.
Поколебавшись с минуту, я спустился на несколько пролетов, уперся в стену, пошарил и нащупал раму двери. Массивная ручка легко поддалась, скрипнули петли. За дверью оказался тускло освещенный зал размером в два дома, с серыми стенами, такими же полом и потолком. В спертом воздухе, пропахшем машинным маслом, слышался низкий гул, будто работают сотни моторов.
Зал заполняли матовые кубы и сферы. По гладким поверхностям, перемигиваясь, бежали цветные огни индикаторов. Центр помещения от потолка до пола занимала черная цилиндрическая конструкция метров двадцать в обхвате. Ее бугристая поверхность колыхалась и вздрагивала. Приблизившись, я рассмотрел сплетения множества механизмов. Они двигались, подчиняясь единому ритму.