— Ну, не у меня лично…, а так… Да зачем Вам знать это. Меньше знаешь, крепче спишь.
— Не хочешь говорить? Ну как хочешь. Т-только смотри, со мной лучше д-дружить.
— Так я и стараюсь со всеми дружить.
— З-знаю я, как ты дружишь! Всю бригаду в реку загнал, п-по-дружески! Ха-ха-ха!
— Ну, это злые языки наговаривают. И не всю. Да и они сами захотели остыть немного.
Открытая зона представляла собой столовую, баню, санчасть, несколько домиков хозяйственно-бытового назначения и два жилых корпуса. Половину одного из жилых бараков занимал штаб, где были кабинеты начальника колонии, замполита, оперчасть и нарядная. На крыльце у входа в штаб, привалившись к стене, курил невысокий крепыш в полосатом бушлате.
— Здорово, Валера, — протянул он руку, — Вадим машинально поздоровался.
— Морда, хозяин не занят? — Захарчук попытался войти в дверь, но Морда, бросив в урну окурок, протиснулся вперёд и со словами «сейчас доложу», исчез в коридоре.
Дневального штаба по кличке Морда Вадим помнил смутно. По фамилии его никто не называл, включая начальника колонии, поэтому фамилию память не сохранила. Но Вадим знал, что после отбытия срока Морда на свободе пробыл одни сутки. Ожидая поезда на станции Сосьва, он в пьяной ссоре распорол ножом живот такому же освободившемуся и устроился опять на восемь лет, только отбывал их уже в другой колонии.
Глава 16
— Заходи, — Морда широко распахнул дверь перед Вадимом и тут же загородил проход пытавшемуся зайти дежурному, — приказано больше никого не пускать!
— Я на с-секунду, — попытался отодвинуть его Захарчук, но убедившись в бесполезности своих усилий, крикнул через его плечо: — Виталий Георгиевич, мне ждать Б-бурого, или его без меня отведут?
— Отведут, — буркнул начальник колонии.
— Б-без тебя, — передразнил Захарчука сидевший за приставным столом Рагозин.
— Присаживайся, — показал на стул напротив Рагозина Боголепов, с любопытством разглядывая осуждённого и добавил, обращаясь к дневальному, — если ещё кто-нибудь сунется в дверь, то я тебя засуну в изолятор.
— Понял, — по-солдатски вытянулся Морда и решительно оттеснив Захарчука, закрыл дверь.
— Ну, рассказывай, — Боголепов пытливо уставился на Бурого, — мне Рагозин всё рассказал, так что я в курсе вашего разговора и, честно скажу — ничему не верю, — бред какой-то.
— Я на вашем месте тоже не поверил бы, да мне и самому как-то до сих пор не верится, если честно. С чего начать?
— Со Славика. Что, ты говоришь, должно произойти?
— Его сбило машиной. Он учился в третьем классе, это я точно помню. Была зима. Он шёл со школы. На перекрёстке возле клуба поворачивал лесовоз, колесом прицепа Славика и сбило. Водитель лесовоза Галактионов за это получил несколько лет, причём, если я не ошибаюсь, отбывал не в колонии-поселении, то есть, скорее всего, был пьян. Во время этого происшествия в клубе шло партсобрание, и вы, Виталий Георгиевич, его вели. Славика занесли в клуб, где он и умер у вас на руках. Он сейчас в каком классе?
— В третьем, — вид у Боголепова был подавленный, но говорил спокойно.
— Значит — этой зимой. Я думаю, что во время партсобраний вам лучше всего будет не пускать Славика в школу, оставить дома, глядишь, всё и обойдётся.
— Если всё это правда, то кто его знает. Раз судьбой так запланировано, то может то же самое произойти в другой день или в этот день, но с другим ребёнком, хотя и не обязательно.
— Я думаб, что, — независимо, верите вы в это или нет, — вы постараетесь избежать возможной трагедии.
— Да уж нафиг! — Молчавший до этого Рагозин, вскочил со стула. — Я во время партсобрания отделения и своего спиногрыза под домашний арест посажу!
Боголепов подошёл к окну и задумчиво уставился сквозь стекло ничего не видящим взглядом. Рагозин выжидательно смотрел ему в спину.
— Вы знаете. — выждав паузу добавил Вадим, — мне один раз в жизни пришлось копать могилу, причём зимой. Поэтому это так сильно врезалось в память. Хотите подробности?
Боголепов рассеянно кивнул.
— Почему тебе? То есть получается — мне? — Рагозин заёрзал на стуле, растерянно поглядывая на начальника, — что. Нельзя было бесконвойникам поручить?
— Начальник биржи Гена Шкуратов выдвинул идею, что, мол, неудобно, чтобы сыну начальника колонии копали могилу зеки, и предложил сделать это самим. Предложение было озвучено в кабинете оперчасти в присутствии кого-то из женщин, поэтому отказываться было как-то неудобно, вот и решили копать вчетвером, то есть — три оперативника и Шкуратов. Гена поработал пару часов, и когда кончилась прихваченная с собой водка, сослался на необходимость закрытия нарядов или ещё какие-то срочные дела, свалил с концами. Мы же, как начали с обеда, так до следующего вечера не уходили с кладбища, больше суток. Жгли костёр, чтобы прогреть землю, потом откидывали его в сторону, долбили, потом опять жгли. Пока совсем не вымотались. А доделывали всё равно бесконвойники.