Вадим долго рассказывал Рудину о всех изменениях в мире за следующие тридцать дет. О свержении Саддама Хусейна в Ираке, об «арабской весне», устроенной американцами, о «цветных революциях». Рудин почти не перебивал, только удивлённо качал головой.
После обеда Рудин уехал, его место занял Верещагин. Вадим ему рассказывал о челночниках, о «крышевании», о бандитизме девяностых, о грабительской приватизации. На некоторых моментах Вадим по просьбе Верещагина останавливался, освещая по-подробнее, иногда возвращался к уже сказанному ранее, что-то добавляя или детализируя.
Вадиму было не тяжело, он абсолютно не уставал, делясь информацией, он чувствовал, с каким жадным интересом собеседники ловили каждое его слово.
Вечером после ухода Верещагина, за стол сел вооружённый диктофоном Рагозин. В основном речь шла об Интернете и развитии сотовой связи от пейджеров до смартфонов.
Вечером, посовещавшись, решили, что хотя бы по утрам надо заниматься спортом, поэтому спать легли рано, чтобы как следует отдохнуть.
На следующий день — в понедельник — всё повторилось, за исключением спортивной разминки с утра. Парни с удовольствием позанимались в спортзале. Рагозин кувыркался на перекладине, а Бурый избивал грушу. Потом совместно вспоминали приёмы боевого самбо, которые когда-то отрабатывали в Вильнюсской спецшколе МВД.
В полдень Вадим предложил Рудину немного отвлечься на трансляцию похорон Брежнева.
— Смотри внимательно, — предупредил Вадим, — когда гроб начнут опускать в могилу, ударит пушечный залп. Возникнет ощущение, что гроб ударился с таким стуком. Потом долго будут ходить слухи, что гроб уронили.
Дождались нужного момента.
— Действительно, — согласился Рудин, — звук похожий, но видно же, что не уронили.
— Вот именно. А народу интереснее другое, поэтому сплетни такие живучие.
Во вторник Вадим уже не знал, о чём и рассказывать. Он уже больше отвечал на наводящие вопросы сначала Рудина, а потом и Верещагина. Рагозину же он рассказывал со смехом о причёсках «ирокез», моде на джинсы, молодёжных течениях, о фильмах и музыке.
Глава 36
В среду утром вместо Рудина приехал Верещагин.
— Быстро собирайтесь. Оба! Вас ждут.
Собрались быстро. Бурый впервые одел новое пальто и шапку, на ноги — новенькие зимние ботинки. Рагозин — строго по форме — в шинели.
На этот раз дорога показалась короче. Может быть потому, что впереди шла милицейская гаишная «Волга» с включёнными мигалками, только слегка притормаживавшая на красный свет светофора. Вот промелькнула недалеко какая-то сталинская высотка, потом знакомые силуэты кремлёвской стены, и вот уже машина внутри Кремля. Здесь побывать Вадиму ни разу не пришлось за все свои пятьдесят шесть лет. Поэтому он с интересом начал осматриваться. Однако, почти сразу пришлось войти в какое-то помещение, где их избавили от верхней одежды. Затем прошлись по нескольким коридорам, поднялись по лестнице и вошли в кабинет с надписью «Приёмная».
— Майор Верещагин, — представился Верещагин молодому человеку в строгом костюме. Тот кивнул, окинул взглядом всех троих и исчез за дверью. Через пару секунд вернулся и распахнул дверь:
— Входите. А вам, товарищ майор, велели подождать здесь.
— Старший лейтенант Рагозин по вашему при… — начал докладывать молодой, войдя в кабинет, но его прервали.
— Проходите, присаживайтесь.
Сидевшего во главе стола Андропова Вадим узнал сразу — видел на портретах, также узнал и сидевшего за длинным приставным столом Чебрикова.
Когда парни, слегка робея, присели за стол напротив Чебрикова, пристально глядевший сквозь очки на Бурого Андропов сказал:
— Так вот ты какой… посол из будущего.
Вадим усмехнулся и пожал плечами, мол, какой есть.
— Я ознакомился с изложенной здесь информацией. — Андропов указал на папку, лежавшую на столе. — Ты мне только вот что скажи: сам то как считаешь, — там у вас жизнь лучше, чем здесь, сейчас?
— Одним словом тут не ответить.
— А ты постарайся.
— Скорее да, чем нет.
— Обоснуй.
— Изобилие продуктов и товаров, полное отсутствие дефицита для всех, а не для избранных, как здесь…