«Да уж, — подумал человек. — Не вчера».
— А почему кончилось?
— Неинтересно.
— Как это?
— Мы освоили тысячи планет. Это было просто. Скучная задача, лишенная перспективы. Разрастание вширь, но не движение вверх. Тогда мы направили энергию созидания на самих себя и изменились. Мы оторвались от планет и стали подлинно космической расой с новыми целями и горизонтами. Мы научились жить неопределенно долго. Мы были счастливы.
Чужак не нуждался в дыхании, но человеку почудилось, что он вздохнул.
— А потом?
— Мы стали слишком счастливы. Это плохо. Хотя для них — хорошо.
Пришлось долго переспрашивать, прежде чем удалось догадаться: «для них» — это для тех, кто, забавляясь, пинал ремонтную капсулу в открытом космосе.
— Почему для них — хорошо?
— Так им кажется.
— А для кого тогда плохо?
— Тоже для них.
— Но они так не думают?
Ответ огорошил:
— Они вообще уже не думают.
— Почему? — тупо спросил человек.
— Они счастливы.
В тот день разговор на том и кончился: коллоидный чужак растворился в воздухе, вероятно, от огорчения, а человек принялся складывать услышанное в какое-то подобие единой картины. Получалось так себе.
— Что тебе непонятно? — спросил чужак при следующей встрече.
— Черт его знает, — признался человек. — Эти твои сородичи... Родились, развились, достигли всего, чего хотели, обрели даже бессмертие — и сдулись. Вроде все логично, но как-то... странно. Что-то не так. Значит, разум для них — вроде рудимента?
— Неточность. Он и есть рудимент. Потенциально имеется, но не используется.
— Это возможно?
— Да. Твой рассудок протестует?
— Еще бы!
— Значит, ты недостаточно разумен. Другие представители твоей расы такие же?
— М-м... пожалуй, да. — Человек решил не обижаться. — В каком-то смысле. Но мы не дураки!
— Тогда радуйтесь. У вас еще многое впереди. Вы в самом начале пути. Но не заглядывайте слишком далеко, вам не понравится.
— Во многой мудрости много печали?
— Кто это сказал?
— Да так... один человек.
— Один человек действительно не дурак, — благожелательно заметил чужак. — Может быть, даже двое. Те представители твоей расы, кого я знал до тебя, были глупыми и дикими. Они мертвы.
— Ты их убил?
— Я не стал их спасать.
— Кто убил их? — Этот вопрос хотелось выкрикнуть, но человек произнес его почти шепотом.
— Другой дефектный представитель моей расы. Я не остановил его.
— Ты позволил убить их, потому что они были глупы и дики?
— Да.
Еще бы не позволить, подумал человек. Можно себе представить, что тут творилось, когда каторжникам стало ясно, что никто и никогда не вернется за ними! Тут бы каждый позволил, кроме какого-нибудь дурака-гуманиста. Но такой дурак погиб бы первым.
— И твой сородич убил их за это...
— Нет. Мой сородич дефектен, я уже сообщил тебе об этом. Ты невнимателен. Мы все здесь дефектные, но дефекты бывают разные.
— А твой? — спросил человек, подозревая ответ.
— Возможно, какое-то подобие разума...
— Подобие разума — действительно дефект, — съязвил человек, но чужак вряд ли знал, что такое сарказм. Он заговорил, и картина начала обретать стройность.
Раса чужаков явилась в Астероидную систему за миллионы лет до того, как далекие предки человека расстались с хвостами. Рои коллоидных тел, неуязвимых для жесткого излучения и ударов микрометеоритов, пересекали систему во всех направлениях, играя с небольшими космическими глыбами точно так же, как дельфины еще уцелевших земных морей играют с какой-нибудь плавающей доской или кокосом. Чужаки были счастливы, а зачем нужен разум, если есть счастье? С этим утверждением согласился бы наркоман, принявший дозу, но коллоидным чужакам, не нужны были наркотики. Влево! Вправо! Вверх! Вниз! Кувырок! И дать тычка вон тому метеороиду (или ремонтной капсуле) чтобы штуковина закрутилась волчком! Весело...
Бывшие хозяева Галактики, а ныне просто счастливые космические животные, они почти не заметили вторжения людей в систему. А люди не заметили их. Людей интересовали крупные планетоиды для создания поселений и рудные тела. Люди проклинали Астероидную систему — для чужаков она была родным домом. И кто тут был чужаком?
Лишь в одном их интересы могли пересечься: изредка в стае космических дельфинов появлялись дефектные особи. Иные теряли способность летать из-за фатального стечения обстоятельств, а у некоторых давала сбои психика, что в конце концов приводило к тому же. В стае им не было места, а убивать их мешали атавистические остатки морали, превратившиеся в рефлекс. Что делают с отходами? Их перемещают на свалку.