– Земля наша стареет! Мы это со школы знаем, – но вроде бы оно должно случиться через миллион лет? Или миллиард? Все равно. Такие цифры за пределами нашего понимания. Миллион, миллиард – это не скоро! А вот оказалось, что скоро. Что сейчас. Сегодня! Через три года у нас посреди Москвы вулкан вдруг вздрючит – что делать будем? Куды бежать? Как детей спасать?
– Не знаю… Ты мне тут рисуешь голливудский сценарий катастроф… хотя нет, не голливудский, потому что у них всегда детей спасают… А если вулкан вздрючит посреди Москвы, тогда никто не спасется… Но с чего это тебя так разобрало, Серег? Вулкан, экологи, конец света… Ты ненароком не собираешься отцом стать?
– Я?!
– Тогда чего тебя повело?
– А что, ты не видишь, к чему мы идем? К керосинкам и свечкам?!
– Громов! Говори, что случилось!
– Ничего… – Он выхлебал половину четвертой кружки пива. – Я тебе про будущее толкую!
– А я про настоящее. Что стряслось?
– С чего ты взял?
– Ты позвал меня в кабак, что уже само по себе редкость. Мы сто лет дружим, но общаемся больше по делам, согласись…
– Ну.
– А тут вдруг ты меня зазвал «пивка попить».
– И что с того? Жарища какая, а тут прохладно. И пивко холодненькое!
– Последний раз мы с тобой пили так пивко года три назад, если не больше.
– И что, блин, детектив хренов, ты тут ищешь?!
– Да уже нашел. Что-то у тебя стряслось на личной почве. Давай колись.
Серега не ответил, принялся дохлебывать пиво и тут же махнул рукой, чтобы принесли ему пятую кружку.
Кис подождал. Кружку принесли, и Серега уткнулся в нее носом, выпачкав его в пене.
И вдруг заговорил с напором, словно его прорвало:
– Девка тут ко мне явилась… И понесла, что она моя дочь! Слышь, Кис, дочь! Да я с пятнадцати лет предохраняюсь – какая, к черту, дочь?! Так хуже того, явилась с младенцем…
– Та-а-ак, – произнес Алексей и утянул от Сереги пятую кружку к себе. – Ну-ка, поподробней с этого места!
– Да чего поподробней? Выхожу сегодня из подъезда, как бросается ко мне девица с ребенком на руках. И голосит: «Папочка, наконец я тебя нашла!» При этом моего адреса ни в одном справочнике нет, сечешь?! – кипятился Серега. – И дальше заявляет: «А вот твой внучек, папочка!» И тычет мне что-то запеленутое в руки!
– А ты?
– А я ей обратно этосунул. И сказал, что детей у меня нет и быть не может!
– Не спросил, с чего она взяла?
– Спросил. Она сказала… Будто б я познакомился с ее мамашей на дискотеке, а потом провел с ней ночь… И от меня у нее родился ребенок – то есть девка эта, получается… А она родила хрен знает от кого, и теперь маманя ее из дому выгнала, – так она ко мне решила прийти!
– Серега, погоди… Давай по порядку. Как насчет знакомства на дискотеке с последующим пересыпом?
– Да разве все упомнишь? Девке лет восемнадцать на глаз, выходит, девятнадцать годиков назад дискотека та была! Ты чего, Кис, с такими вопросами?
И то верно. Серега был зело хорош собой, а уж обаяния так вообще море. Женщин он просто околдовывал, не прилагая к этому ни малейших усилий. Несмотря на то, что Алексей вполне объективно наблюдал это обаяние, он все равно мало понимал суицидальные наклонности особ женского полу, кидавшихся в объятия Сереги: на его взгляд, у дружбана на лбу написано, что рассчитывать можно в лучшем случае на несколько месяцев лирическо-постельных отношений, не более…
– Иными словами, никаких воспоминаний о связи с той девушкой, которая ныне является матерью явившейся к тебе мадонны с младенцем?
– Никаких.
– И ни одной существенной детали она тебе не выдала?
– Нет.
– Ладно, едем дальше. Внешнее сходство у нее с тобой есть?
– Да я не разглядывал…
– А младенец?
– А чего младенец? Сунула мне в руки конверт, в нем маленькое лицо розовое, – чего ты хочешь от меня?
– Не кукла хоть?
– Да нет, живой вроде…
– Точно живой? Глазки открыты были? Смотрел на тебя?
– Спал.
– Так откуда ты знаешь, что живой? Что не кукла? Или… или что не мертвый?
– Типун тебе на язык! Теплый сверток был…
– От ее рук мог нагреться.
– Ексель-моксель…
– Короче, чего от меня хочешь?
– Пиво отдай!
– Хрен тебе. Уже и так язык заплетается.
– Сволочь. А чем ты можешь помочь?
– Не знаю.
– Тогда пиво отдай.
– Я могу попробовать разузнать об этой девке… Если дашь за что уцепиться.
…Шантажируя друга пятой кружкой пива, Алексей все-таки добился признания: Громов за девушкой проследил и увидел, что та вошла в парикмахерскую в двух кварталах от его дома. Больше Громов разузнать не смог: уже опаздывал на совещание.
Кис так и не отдал ему недопитую пятую кружку. Загрузив Серегу к себе в машину, он довез друга до дома, где благополучно доставил его в квартиру. А себе назавтра дал задание: съездить в ту парикмахерскую, в которой скрылась девица с ребенком.
…Никаких других дел на сегодня не намечалось, никаких клиентов не наблюдалось, никуда бегом бежать не требовалось, и жара в этот ранний час еще не приступила к новому пыточному сеансу. Иными словами, утро было блаженным, неспешным. Алексей наслаждался легкой дремой, несмотря на набег двух резвых котят – двух его малышей-двойняшек, забравшихся в родительскую постель. Лизанька играла с папой в «доктора», норовя ему сделать укольчик в плечо шприцем из детского набора; тогда как Кирюша уселся на него верхом, возя по груди Алексея пожарную машинку, – груди широкой и вполне удобной для того, чтобы представить, что это городская площадь. При этом он тоненько завывал, изображая сирену.
– Тихонько, Кирюшка, тихонько, маму разбудишь.
Мама, то есть Александра, приоткрыла один хитрый глаз и довольно перевернулась на другой бок: радовалась, что дети занялись папой, чье утреннее присутствие в постели являлось куда большей редкостью, чем мамино, в силу чего ему досталось все детское внимание, и она могла спокойно поспать еще часик.
Алексей тоже прикрыл глаза, радостно ощущая копошение возле себя двух маленьких, теплых и родных тел, пахнувших младенчеством.
…Кто не возился со своими малышами утром в постели (по вечной спешке или из «педагогических» идей), тот не знает, что такое счастье.
Как всегда, утреннюю идиллию нарушил паршивец-телефон. Дети не обратили на звонок внимания: в их сознание еще не помещалось слово «дела», и даже когда Алексей изогнулся, чтобы достать сотовый с прикроватного столика, дочка тут же ловко догнала увильнувшее плечо, чтобы сделать очередной «укол», а сын сделал боковой объезд по периферии «площади» и малость пересел на папе, чтобы снова завладеть ее центром.
– Кис, а где моя тачка? – услышал он голос Сереги.
– У кабака, где вчера сидели, – невозмутимо ответил Алексей.
Громов разразился проклятиями. Кис уж собрался дать отбой – слушать Серегины стенания никакого интересу, – как вдруг дружбан спросил его, почти робко, что было ему совершенно несвойственно:
– А ты это… ты заглянешь в эту парикмахер…
– Загляну. Отзвоню.
– А, ну тогда… Ну, бывай!
М-да, тряханула друга вчерашняя история с девицей и младенцем: уж если он и сегодня, с утра, на трезвую голову…
С сожалением сняв с себя «котят», Алексей шепнул жене, что Сереге требуется срочная помощь, и выскользнул из кровати.
В машине он оказался через полчаса – успел и душ принять, и побриться, и термос наполнить кофе. С утра он есть почему-то никогда не хотел, что было очень удобно и во времена его службы опером, и теперь, когда Алексей занимался частным сыском. Те коллеги, которым поутру требовался плотный завтрак, чувствительно страдали, если не успевали его проглотить, поэтому Кис считал, что ему повезло. Но чашка кофе по пробуждении ему все же требовалась, и он давно взял в привычку таскать с собой термос на утренних выездах.