— Кому надо — всё увидят, — выпучил глаза Шматко. — Это у тебя здесь подруга под боком… А эти…
Но дальше развивать тему Шматко не стал. В конце концов, вариантов у него больше не было: писсуар был нужен, и он вернётся на своё законное место, пусть даже и в таком неуставном виде.
— Ладно, ефрейтор, — шумно вздохнул Шматко, приняв окончательное решение, — давай сдачу…
Сокол замялся.
— Что? — рявкнул прапорщик, почуяв неладное.
— Это же финский, товарищ старшина. Фирма… Вы мне ещё семьдесят рублей должны…
Шматко чуть не потерял дар речи, но быстро взял себя в руки и негодующе прошипел:
— Вот знаешь, Соколов… солдат ты был отличный… а ефрейтор — хреновый!!
— Так и я о том же…
— Всё, уйди с глаз моих, пока я тебя не прибил этой хернёй. И дежурного по роте ко мне, пусть устанавливает немедленно эту ё… хрень, пока я её сам не установил!
Соколов вышел, а расстроенный Шматко упёрся ладонями в свой высокий лоб и остановил свой взгляд на фаянсовом боку финского писсуара. Маленькая финская рыбка показывала прапорщику красный язычок. Шматко хотел выругаться, но потом он вспомнил обещание, которое дал Маше, — употреблять резкие слова только в случае крайней служебной надобности. Перебранка с нарисованной рыбой в этот разряд, разумеется, не попадала.
Бородин делал плановый обход части и, конечно же, заглянул в казарму второй роты. На тумбочке неподвижно стоял рядовой Папазогло, который, увидев начальника со множеством огромных звёзд на погонах, сначала растерялся, а потом, собрав воедино все свои скудные запасы армейских знаний и навыков, громогласно крикнул:
— Рота, смирна! Дежурный по роте — на выход!
— Вольно! — скомандовал Бородин и заметил подошедшему Зубову: — Голос у бойца хороший. Из новеньких?
— Так точно!
— И как вообще пополнение?
— Ну нормально, товарищ полковник, работаем… Стараются ребята, понемногу втягиваются в ритм…
— Ну а лейтенант как?
— Молодой… Инициативный! — ответил Зубов. — Подвижный, как э…
— Как сперматозоид? — подсказал Бородин. — Похоже. Я его видел, носится туда-сюда. Деятель… Но ты ему много воли-то не давай, а то, сам знаешь, такие деятели бывают… хотя этот вроде бы ничего… И Колобков о нём неплохо отзывается…
Бородин затих и осмотрелся вокруг.
— А чего у вас с казармой?
— В смысле, товарищ полковник? — Зубов стал настороженно осматриваться вокруг, но ничего криминального не увидел. — Всё вроде в порядке, как всегда…
— Да? — спросил Бородин с сомнением и прошёлся по центряку. — Ну, такое ощущение у меня, что она больше как-то стала… Не замечаешь, Зубов?
— Ну да… есть такой момент, — согласился ротный и предложил свою версию: — Может, из-за того, что солнечно сегодня… Света много!.
А свет, он, так сказать, способствует…
— Ну-ну… Может быть, и так…
Оборачиваясь по сторонам, Бородин дошёл до туалета и зашёл внутрь. Зубов последовал следом за командиром.
— А я вот чего зашёл, капитан, — начал Бородин, но тут его взгляд упёрся в расписной писсуар, висящий на стене туалета в одном ряду со своими российскими собратьями военного образца. — Не понял… Это что?
— Шматко! — во весь голос закричал Зубов. — Живо сюда!
Прапорщик прибежал очень быстро. Увидел командира, он смутился:
— Здрав жав…
— Шматко, что это? — строго спросил командир, тыча пальцем в новый писсуар.
— Ну… Просто… Фуф-э-э… старый, он же разбился, — зачастил прапорщик. — Пришлось в городе, значится… а там только такие!
— Откуда эта «хохлома»? — нахмурился Бородин.
— Ф-ф-финский, — упавшим голосом ответил Шматко, — с-с-свои доплачивал…
— А ну-ка, старший прапорщик, выйди, — приказал полковник, и прапорщик исчез из поля зрения почти мгновенно.
— Товарищ полковник, — заговорил Зубов, — я вам сейчас всё объясню… Дело в том, что…
— Значит, так, капитан, — грозно оборвал лепечущего Зубова полковник, — чтоб сегодня же вечером это произведение искусства висело в штабе. Понятно?
— Так точно! А?
— А себе из штаба возьмёте!
Зубова вполне устраивал этот компромисс: в туалете, рядом с этим писсуаром, он чувствовал себя как-то неуютно. Может быть, из-за русалок, показывающих языки?
Теперь пусть штабные и парятся над этим вопросом — у них времени на философию больше…
После того как вопрос с писсуаром был решён, Зубов решил разобраться с другим вопросом — почему казарма стала казаться больше?
Он подошёл к сидящему возле тумбочки рядовому Нестерову, который подшивал воротничок. Нестеров вскочил, но Зубов жестом велел ему вернуться на место.