Кипятильник был готов как раз к тому моменту, когда закипел чайник.
— И сколько ты им будешь ведро греть? — снисходительно спросил Гунько.
— Ну прикинь… Стакан за полминуты закипает… Литр — это пять стаканов… В ведре десять литров… Получается пятьдесят стаканов…
Итого… На ведро минут двадцать-двадцать пять… Плюс-минус… Сейчас чая попьём и испытаем…
А Ходоков, прикрутивший к козырьку штаба прожектор, тоже подошёл к испытательной фазе. Колобок суетливо катался внизу, кидая на бойца строгие взгляды и едко комментируя его действия:
— …Ходоков, ты вообще спать сегодня собираешься? С такими темпами, как у тебя, ты до завтрашнего вечера провозишься…
— Всё, товарищ полковник, — бодро отрапортовал с козырька Ходоков. — Можно включать…
— Слушай, Ходоков, ты что, в званиях не разбираешься?! Ты что, не знаешь, что я подполковник?
— Виноват, — залебезил Ходоков. — Просто где подполковник, там и полковник… Я так считаю…
Лесть, конечно, была очевидной, но менее приятной от этого не становилась. Колобков смягчился.
— Считает он… Ладно, — незлобиво проворчал подполковник, — слезай давай… Я проверю… Что ты там накрутил…
Ходоков спустился вниз, а полковник попытался залезть на стремянку и оценить качество работ. Лестница зашаталась под его грузным телом, и он передумал.
— Ладно… Всё равно ни хрена не видно… Иди врубай…
И Ходоков пошёл «врубать».
В этот же самый момент Сокол аккуратно опустил в ведро с водой своё изобретение, потом взялся за провод, из которого торчали оголённые медные жилы, и стал подносить их к розетке. «Вилка» вошла в дырочки, в розетке проскочило несколько искр, послышалось шипение заработавшего кипятильника.
— О, работает! — обрадовался Сокол. — Как родной…
В этот момент свет вырубился, и каптёрка погрузилась во тьму.
Прожектор над штабом, ярко вспыхнув, погас почти сразу. Вместе с ним свет исчез и в окнах штаба, погасли фонари, освещающие плац, — в общем, вся территория части погрузилась во тьму.
— Ходоков! Ходоков! Ты где? — истошно заорал Колобок. — Где ты, мать твою, электрик?
— Здесь, товарищ подполковник! — Ходоков выскочил из тёмного дверного проёма штаба.
— Это что, блин, за номер? Ты что там навключал, твою мать?
— В розетку… там трёхфазная, — дрожащим голосом ответил Ходоков, — потом рубильник включил…
— Рубильник… Херильник! Ты ж мне весь штаб обесточил… Какого хрена стоишь? Бегом за электриком…
— Электриком Кривошеин был… из пятой роты, товарищ полковник… Он на прошлой неделе уволился, а нового не назначили…
— Приехали, бляха! — Колобок почесал затылок…
Часть погрузилась в темноту.
— Приехали, бляха! — Медведев почесал нос.
— Что, Кулибин, доэкспериментировался? — ехидно заметил Гунько.
— Спокойно! — ответил на это Сокол. — Просто выбило пробки, и все дела. Пойду посмотрю.
Но пробки были ни при чём. Каптёр сообщил об этом товарищам, которые уже отыскали среди прочего хлама свечи и зажгли их.
— Бляха-муха, в чём же засада? — удивился Медведев. — Пробки по-любому должно было выбить…
— Засада в том, что во всей части свет вырубился, — сказал Сокол, — напрочь.
— Ни хрена себе ты помылся, — присвистнул Кабанов. — Это называется: «Ё-моё, что же я наделал!»
— Кабздец, завтра огребём по полной, — сокрушённо сказал Медведев.
— На хрена? — удивился Гунько — Мы здесь ни при чём. Главное, улики уничтожить, а без этого бальбулятора — с нас взятки гладки.
«Черпаки» бросились суетливо наводить порядок и заметать следы. Уничтожив все улики, они, довольные собой, разошлись по своим койкам. Все, кроме младшего сержанта Гунько, этот побежал к тумбочке, чтобы позвонить дежурному по части и выяснить сложившуюся ситуацию.
Теперь осталось только надеяться, что их никто не дешифрует.
Перед самым подъёмом Кабан пошёл в туалет.
Электроснабжение так и не было восстановлено. У зарешёченных дверей оружейной комнаты маячил чей-то массивный силуэт.
— Папазогло, ты, что ли? — спросил Кабан. — Ты чего здесь висишь?
— Дежурный по роте сказал здесь стоять. Вместо сигнализации.
— А что, она не работает?
— Так точно, свет пропал!
— Как «пропал»? — Кабанов изобразил крайнее изумление.
— Лампочка не работает, — ответил Папазогло.
— Лампочка? — продолжал Кабан глумиться над молодым. — Так, может, она перегорела. Надо просто её поменять?