Зубов и Шматко вылезли из автобуса и, покачиваясь из стороны в сторону с одинаковой амплитудой, словно под ними была не земная твердь, а палуба торпедного катера, легли на боевой курс и пошли прямо на хозяина сборного пункта. Красные искорки похмельного безумия мелькали в их глазах, настороженно глядящих на мир из колючих зарослей однодневной щетины.
— Ах, кого это занесло к нам в столь ранний час! — театрально продекламировал Хворостюк, помогая себе бананом и ритмично притоптывая начищенным до зеркального неприличия неуставным ботинком. — Ба! Знакомые всё лица! Зубов, ты, что ли?
Зубов, отпружинив ногами от покачнувшейся палубы, хмуро кивнул «бананоеду» — в прошлом году он поцапался с Хворостюком из-за Медведева, которого тот хотел забрать к себе. И похоже, что Хворостюк об этом не забыл.
Капитан с бананом подошёл к Медведеву, стоящему у автобуса:
— А ты Волков? Не-е-е… Бобров?
— Медведев.
— Точно! Медведев… Ну как служится, Медведев? Не жалеешь?
— Слушай, капитан, — наконец заговорил Зубов, — у нас тут поломочка в пути случилась. Тут, это, где-то наше пополнение должно было быть.
— Да тут они, родимые! — Хворостюк вёл себя подозрительно весело. — Куда же они денутся из курятника?
Эта весёлость и хихиканья Хворостюка совсем не понравились «покупателям» из второй роты. За этими деланными жестами дружеского расположения явно крылась какая-то коварная подстава.
Так называемое молодое пополнение ожидало своей участи в одной из многочисленных комнат сборного пункта. Зрелище было хуже некуда, у Зубова от расстройства даже вытянулось лицо, причём во всех направлениях: будущие бойцы второй роты были как на подбор — один хуже другого — худые, узколобые, кадыкастые, кривоватые, очкастые, или, ещё того хуже, с хулиганско-наркоманским прошлым и настоящим. В общем, «банана-папа» Хворостюк, наверное, проделал немалую работу, чтобы отобрать в команду Зубова весь «стройбатовско- нестроевой» мусор.
С таким залежалым «товаром» вернуться в часть Зубов не мог.
Сложилась ситуация типа «кердык» — хоть на ствол ложись всем своим капитанским ливером. Если бы не доча, жена и вторая рота, так бы и сделал. Но, как известно, орех удачи твёрд и мы не привыкли отступать… Нам расколоть его поможет?.
— Слышь, капитан, поговорить надо. — Зубов развернулся к Хворостюку, который уже принялся за очередной банан. — Пойми, у нас лучшая в округе часть, у меня образцовая рота… Куда я с этим суповым набором? У тебя получше ничего нету?
— Всё, что получше, — это к шести утра надо, — лениво ответил Хворостюк. — А вы припёрлись — солнце в зените. Ты что, Зубов, первый день в армии? Самое лучшее вэдэвэшники, морпехи да погранцы с вэвэшниками разметают… Так что, извини, сам виноват…
В этот момент дверь одного из кабинетов распахнулась и по коридору прошла группа розовощёких, подтянутых и накачанных новобранцев — один краше другого, хоть сейчас на съемки программы «Служу России!» в качестве статистов.
— А это что за бойцы? — спросил Зубов, проводя молодняк алчным, почти вожделеющим взглядом.
— Это бойцы того кого надо, бойцы, — ответил Хворостюк и, понизив голос, уважительно добавил: — Спецкоманда! Уходит завтра.
Зубов, как его ни ломало, по-братски приобнял Хворостюка за плечо:
— Слушай, капитан, а может, как-нибудь договоримся? Хотя бы с десяток человек нормальных…
— И как это мы, интересно, можем договориться? — приосанился Хворостюк, напустив на себя килограммов пять, а то и шесть полковничьей или, как минимум, подполковничьей важности. Зубову даже показалось, что эмалевый глаз двуглавого орла на высоченной «эсэсовской» тулье фуражки Хворостюка бликанул кроваво-рубиновой искрой.
— Ну, хочешь, мы тебе бананов купим. Ящик, — предположил Шматко. — Отставить ящик! Два! Представляешь, сколько витаминов?
— Смешные вы люди! — Хворостюк выбросил банановую кожуру в урну и стал вытирать свои холёные руки клетчатым носовым платком с вышитыми в уголке инициалами «Х. Х.». — Я когда-то за одного Медведева бутылку виски предлагал… А вы мне — бананы… Ещё бы шоколадку или калош предложили, приколисты…
— Так, может, вискаря? — с надеждой спросил Зубов.
— Нет, от виски у меня изжога, — сказал Х. (Харитон?) Хворостюк и плавной походкой двинулся к своему кабинету — за очередным бананом. — А вот «Картель» я люблю…
— Как он сказал? «Картель»? — нахмурился Зубов. — Это что ещё за херомантия?