— Что такое? Что за шум? — спросил он.
— Ты смотри, Шматко, что у твоего солдата в тумбочке творится. — Зубов переключился на старшину, который смотрел на него с абсолютно отсутствующим видом. — Он, понимаешь, пиво глушит. — Зубов взял бутылку и прочитал этикетку: — «Пенное», понимаешь…
Подожди-ка… Так…
Прапор был шокирован не меньше Зубова — такой подставы от Данилыча он не ожидал.
— Твою мать! Так, товарищ старший прапорщик, — заорал Зубов, — быстро ко мне в канцелярию! И ты, Кабанов, тоже!
В свете нового ЧП про Ходокова пока забыли.
Шматко решил взять с места в карьер, чтобы не дать открыть рта ни Зубову, ни Кабанову.
— Николаич, да что за дела? — Прапор сделал обиженное лицо. — Ты что, думаешь, я бойцов спаиваю? Да ни хрена! Я же тебе говорил про акцию, ну, помнишь, вчера утром. Так вот, я со всех бутылок крышки снял, ну, думаю, а пиво куда девать? Перелил в банки, а бутылки потом на мусорку отнёс. А Кабанов, наверное, их оттуда и притащил. Так, Кабанов? Говори!
Прапор был мастером импровизаций, но ефрейтор Кабанов был не пальцем делан.
— Так точно! — сказал он. — Так и было.
— А на хрена они тебе? — хитро прищурился Зубов.
— Так это… — замялся Кабанов. — Там это — ещё одна акция… Собери десять этикеток, и можно выиграть поездку на Сейшелы…
— Куда?! На какие ещё, блин, Сейшелы?
— Ну, острова такие… Там ещё черепахи и всякое такое…
— Шматко оценил находчивость Кабанова — буря прошла стороной, хотя обстоятельства требовали уточнения.
— Черепахи, блин! А как ты из армии хотел на острова эти попасть, а, воин? — заорал Зубов.
— Не знаю, — пожал плечами Кабанов, — может, потом как-нибудь…
— Бардак! — продолжал кипеть ротный. — Один в карауле палит куда попало, другой на острова собрался! Три наряда, Кабанов! Не слышу?
— Есть три наряда! — громко вздохнул боец. — Разрешите идти?
— Иди! И запомни: ещё раз такое повторится — в дисбат поедешь, там тебе и острова будут, и полуострова, и атоллы с материками в полном объёме. Всё!
Шматко вышел следом за ефрейтором и нагнал его в коридоре:
— Слушай, Кабанов. Это что, правда?
— Что? — затупил находчивый ефрейтор.
— Ну… насчёт этикеток…
— Да, — серьёзно ответил Кабанов, так что всё сразу стало понятно.
— Понял, — кивнул Шматко, своим сверхчувствительным обонянием он почуял от солдата лёгкое дуновение перегара. Хорошо, что у капитана с нюхалкой не очень.
— Где пиво взял?
— Какое пиво, товарищ старший прапорщик? — нагло спросил Кабанов. — Говорю же — на мусорке бутылки подобрал!
— Ладно — свободен, — велел прапорщик. У него был достаточно большой и сообразительный мозг для того, чтобы понять, откуда растут ноги этой бутылочной истории.
«Ну, Данилыч, вешайся!» — подумал он, наливаясь священным гневом. Спаивание личного состава роты не должно остаться безнаказанным.
Солнце в этот день пригревало не особенно, дул прохладный ветерок — такая погода полковнику Бородину нравилась; особенно приятно было в такое время постоять возле штаба, на краю плаца и понаблюдать за строевыми занятиями личного состава.
Здесь его и нашла медсестра Ирочка, которая искала командира, чтобы доложить о состоянии рядового Ходокова.
— Ну, что скажет медицина? — спросил Бородин.
— Он вообще ничего не помнит, — нахмурилась медсестра. — Полный провал памяти примерно со времени вчерашнего обеда. А сейчас, в целом, состояние у него нормальное. Всё в норме — температура, давление, рефлексы…
— Всё равно! — Бородин рубанул рукой. — Будем отправлять на областную комиссию. Готовь документы на него.
— Думаете, комиссуют?
— Даже если не комиссуют, в этой части он уже служить не будет…
Скорее всего… Ага, а вот и наш герой!
К ним подошёл Смальков. В целом выглядел лейтенант бодро, что особо заметил про себя Бородин, но был немного смущён.
— Товарищ полковник, — козырнул он, — я хотел извиниться за вчерашнее. У меня просто всегда так бывает. В общем, вы понимаете.
— Забудь, лейтенант, — улыбнулся Бородин. — А шагал ты нормально и пел неплохо — претензий к тебе нет. И бойцы у тебя хорошо шагают.
Такую похвалу от Бородина можно было услышать очень редко.
Смальков это знал.
Данилыч отмазался вчистую — о продаже пива он договорился с Эвелиной, а значит, на ней и лежала вся ответственность за происшествие. Шматко взял Данилыча в качестве понятого, и они отправились в «чепок».
В «чепке» было пусто, а Эвелина считала дневную выручку.