— Погони не будет! — уверенно ответил находчивый боец, но газу всё-таки поддал.
Когда автобус проезжал мимо злополучного села Бухарёво, которое чуть не превратилось в личное Ватерлоо капитана Зубова, ротный велел притормозить прямо возле указателя. Подмигнув Медведеву, он подошёл к храпящему прапору и толкнул его в плечо:
— Николаич, твоя остановка, приехали…
— Ага, ага, — подорвался сонный прапорщик, молниеносно собрал свои вещи и выскочил на дорогу.
Автобус тут же попылил дальше. Только тут Шматко сообразил, что стоит посреди пустой дороги, рядом с указателем.
— Бухарёво — триста метров… Ух, ёб ты! — Прапорщика чуть не стошнило. Он повернулся туда, где скрылся автобус, и, потрясая увесистым кулаком, разразился бурей проклятий.
Как он и предполагал, это возымело своё действие — автобус вернулся и подобрал пассажира.
Прапорщик даже не стал ругаться — так, сказал пару ласковых Медведеву, беззлобно пожурил довольного собой Зубова. Чего греха таить — если не считать безвозвратной утраты командировочных, поездка получилась очень даже неплохой.
А с задних сидений, глазами, полными неуверенности в будущем, за жизнью странных существ в защитной форме следили новобранцы.
После отъезда щедрых покупателей Х. (Хаим?) Хворостюк закрылся в своём кабинете и, обложившись бананами, налил в простой гранёный стакан ароматный напиток, изготовленный путём купажа шестидесяти сортов выдержанного коньячного спирта.
Замахнув добрый глоток «дорогого» напитка, Х. (Хачатур?)
Хворостюк, как истинный дегустатор, зажмурился от удовольствия.
Маслянистая жидкость медленно стекала в желудок, где уже разгорался очаг уютного коньячного тепла.
— Умеют делать, падлы! — восхищённо произнёс капитан, читая текст на этикетке. — Эх, вечность бы так сидел… Ладно, не будем эгоистами, Хома Федотович, надо за Зубова выпить. Чтобы ему майора… не раньше чем мне…
Приятный вечер в обществе фирменного напитка и ящика бананов… О чём ещё может мечтать начальник сборного пункта молодого пополнения в самый разгар призыва?
Данилюк, держа в руках увесистый бумажный пакет, вошёл на кухню и, увидев Вакутагина, копающегося в котле, подошёл к нему и откашлялся.
— Здравия желаю, товарищ прапорщик! — бодро поприветствовал его повар.
— Значит, так, — сразу перешёл к делу Данилыч и стал выкладывать на стол консервы, — я тут тебе принёс немного… Вот смотри, три банки. Две тушёнки и одна сгущёнка!
— А сгущёнка дороже тушёнки?
— Ты мне цены не взвинчивай! — возмутился Данилыч. — А то я по европейским, понимаешь, могу тебе насчитать! У нас с тобой бартер, а тут свои законы!
— Сухачёву давали три тушёнки…
— Сухачёву я давал больше, — кивнул прапор, — потому что человек был хороший, свой! А ты? Я про тебя вообще ничего не знаю, Вакутагин.
Повар убрал консервы со стола и достал картошку. Перед тем как отдать ведро Данилычу, он выложил из него несколько крупных картофелин.
Прапор, мрачно сопя, наблюдал за неторопливыми действиями нового повара.
— Трудно нам будет, Вакутагин, — сказал он, перед тем как уйти восвояси. — Я понимаю, конечно, у вас там, в Средней Азии, принято торговаться! Так сказать, в крови это дело…
— Я — с Чукотки! — гордо заявил повар.
На это Данилыч только махнул рукой: от географии в этом деле толку было мало, можно сказать, вообще не было… Да и вообще, есть авторитетное мнение, что в век сверхзвуковых аэропланов и поездов с вагонами типа «СВ» география утратила своё значение. Хрен ли с неё толку, если чукча торгуется не хуже узбека?
Замаскировав ведро полиэтиленовым пакетом, понуро опустив плечи, Данилыч пошёл к себе. На выходе из столовой его окликнул Вакутагин:
— Товарищ прапорщик, вернитесь!
— Чего ещё тебе, чукотский повар? — с гамлетовским надрывом вопросил Данилыч.
— Вы, это, Данилыч, — улыбнулся Вакутагин. — Забирайте картошку… Я так, подумал и решил…
— Теперь вижу, — широко улыбнулся Данилыч, — вижу, хороший ты человек, Вакутагин. Сработаемся, товарищ солдат. Я думаю, это начало большой дружбы…
— Сработаемся, товарищ прапорщик.
Так, один из капиталистических поэтов колониального периода как-то сказал, типа: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда»…
Крепкое дружеское рукопожатие русских солдат — белоруса Данилыча и чукчи Вакутагина — полностью развенчало этот злобный пасквиль. Такая вот у нас армия.
Звонок на родину не принёс Соколову облегчения — детективная история с пропавшей Варей стала ещё запутаннее. Родственники нагнали туману, не забыли навести и тень на плетень. Кроме домыслов своих родных и друзей, никакой вменяемой информации Сокол не получил. Похоже, что всеобщая убеждённость в том, что жители деревень знают друг о друге всё, — это большое заблуждение. Боец понуро вышел из штаба, где его уже ждали Кабанов и Гунько.