– Ну да.
– Официально? – удивился я. Ребята из ипподромовской охраны в принципе знали, чем я занимаюсь в последнее время, и вроде бы не предъявляли претензий, но мне никогда не казалось, что это одобряется. В каком-то смысле я охотился на их территории и путался у них под ногами.
Лукас побарабанил пальцами по скатерти.
– Неофициально, – сказал он. – Лично для меня.
Поскольку Лукас Уэйнрайт сам был главной шишкой службы безопасности, той ветви Жокей-клуба, что выполняла охранные и следственные функции, даже неофициальная просьба с его стороны могла считаться достаточно серьезной. По крайней мере, пока не будет доказано обратное.
– А что за работа? – спросил я.
Этот вопрос в первый раз за все время заставил его сбавить скорость. Он помычал, покашлял, побарабанил пальцами, но наконец сформулировал то, что оказалось проблемой из проблем:
– Видишь ли, Сид, все это строго между нами…
– Разумеется.
– У меня нет полномочий вот так вот обращаться к тебе…
– Понимаю, – сказал я. – Ничего, продолжайте.
– А поскольку полномочий у меня нет, то и обещать, что мы заплатим, я тебе не могу.
Я тяжело вздохнул.
– Я могу предложить только… ну… помощь, если тебе вдруг потребуется помощь. И разумеется, только то, что в моих силах.
– Это может оказаться ценнее денег, – кивнул я.
Он приободрился:
– Хорошо. Так вот… ситуация очень неловкая. Крайне деликатная.
Он еще немного поколебался, но наконец со вздохом, похожим на стон, выдавил:
– Я прошу тебя потихоньку навести справки касательно… э-э-э… деятельности… одного из наших людей.
Повисла небольшая пауза. Я поинтересовался:
– Вы имеете в виду, одного из вас? Из сотрудников службы безопасности.
– Боюсь, что так.
– А о какого рода деятельности идет речь? – спросил я.
Вид у него сделался несчастный.
– О подкупе. О мошенничестве. Таких вот вещах.
– Хм, – сказал я. – Правильно ли я понимаю? Вы полагаете, что один из ваших ребят берет взятки у мошенников, и хотите, чтобы я с этим разобрался?
– Да, – сказал он. – Именно так.
Я пораскинул мозгами:
– А отчего вы сами не проведете расследование? Поручите это кому-то другому из ваших ребят.
– А-а-а… Ну… – Он откашлялся. – Тут все не так просто. Если я все-таки ошибаюсь, я не могу допустить, чтобы о моих подозрениях сделалось известно. Это сулит очень большие, огромные неприятности. А если я прав – а боюсь, что я прав, – мы… ну, то есть Жокей-клуб… предпочли бы разобраться с этим делом без лишнего шума. Публичный скандал с участием службы безопасности причинит серьезный вред скачкам.
Я подумал, что он, кажется, малость преувеличивает, – но он не преувеличивал.
– Речь идет, – сказал он с самым несчастным видом, – об Эдди Кейте.
Вновь повисло молчание. На тот момент в иерархии службы безопасности главным был Лукас Уэйнрайт, а ступенью ниже стояли двое его помощников с одинаковыми полномочиями. Оба они были полисменами высокого ранга в отставке. Один из них – бывший суперинтендант Эддисон Кейт.
Я без труда представил его себе: мне не раз приходилось с ним общаться. Жизнерадостный грубоватый верзила, обожавший хлопать людей по плечу увесистой лапищей. Громогласный, с отчетливым провинциальным саффолкским выговором. Пышные соломенные усища, развевающиеся русые волосы, сквозь которые просвечивала розовая макушка, глаза с мясистыми веками, казалось вечно искрящиеся благодушием, за исключением тех случаев, когда Эдди был не в духе.
Не раз мне случалось видеть, как его глаза сверкали холодно и безжалостно, будто расселина в леднике. Будто лед на солнце – красивый, но таящий в себе множество ловушек. Человек, который с жизнерадостной улыбкой защелкнет на вас наручники, – вот каков Эдди Кейт.
Но чтобы Эдди сделался жуликом? Уму непостижимо.
– А что об этом говорит? – спросил я наконец.
Лукас Уэйнрайт пожевал нижнюю губу и наконец сказал:
– За последний год четыре его расследования дали неудовлетворительные результаты.
Я поморгал:
– Не особо убедительно.
– Да. Именно так. Будь я уверен, я бы с тобой не говорил.
– Ну да, наверно… – Я поразмыслил. – А что за расследования-то?
– Речь о синдикатах. О том, насколько люди, желающие создать синдикат для совместного владения лошадьми, для этого годятся. Ну, чтобы всякие нежелательные личности не проникли на скачки через черный ход. И Эдди дал добро четырем предполагаемым синдикатам, в которые на деле вошел один человек (а может, и больше), которого даже к воротам подпускать не следовало.
– А вы откуда знаете? – спросил я. – Как это выяснилось?