Вторая ступень
Сергей Ярчук
Глава 1. Леонид
Год 2020-й
Вечернее солнце висело у горизонта. В ожидании надвигающихся заморозков небо было не по-осеннему прозрачно. Огромное бездонное полотнище плавно залитое всеми оттенками синего - от режущей глаз голубизны на западе до непроглядного мрака на востоке. Теплый ветер гнал волны готовой вот-вот пожухнуть травы, и в нем явственно угадывалось дыхание подступающей осени. Степное море колыхалось багряным ковром, расшитым неповторимым золотым узором. В него вплетался и пряный аромат степи, и глухой голос ветра, и тысячи незаметных очаровательных мелочей, что превращают пейзаж в гармонию.
Завершался один из последних теплых осенних деньков. Мошкара уже не свирепствовала, а жара вспоминалась с ностальгией. Комфорт и полная идиллия посетили этот уголок бренного мира. Перрон был пуст. И, на удивление, чист. Несколько опавших листьев только добавляли живописности, разбавляя огненными пятнами серость асфальта. Даже запах паровозной гари, что будоражит воображение мечтательных натур и утомляет деловых людей, гармонично дополнял идиллическую картину.
Но Леониду Павлюку, сержанту в отставке, было совершенно наплевать на все это великолепие. Окружающая гармония и спокойствие совершенно его не трогали. Водрузив на рюкзак ноги, обутые в свежекупленные кроссовки, он сидел на облезлой ребристой скамье. До отправления поезда оставалось еще битых два часа. Затянувшись в последний раз, выбросил окурок. Рука непроизвольно потянулась к карману. И только достав мятый и затасканный конверт, Лёня опомнился. Так и подмывало отправить конверт вслед за окурком. Письмо, прочитанное всего один раз, он запомнил до запятой. Оно рвало душу, но избавится от него Лёня не мог. Расправив обветшавший пакет, Лёня просто рассматривал имя отправителя. Вика. Именно так. Полный вариант имени её не устраивал. Лёня даже припомнить не мог, сколько раз мальчонкой вырезал это имя на лавках и заборах, сколько раз выжигал через увеличительное стекло...
Для него существовала только она. Иного и помыслить не мог. Рассказы сослуживцев о смене девушек, о том как забывали одних и заводили других, вгоняли в ступор непонимания. В его мире все было иначе - там существовала лишь Вика. Все прочие жили в другом мире. Да и весь окружающий мир находился в другом измерении. Только сейчас он осознал, как его мир чудовищно мал. Всего три объекта: он, постоянно ускользающая Вика и стремление ее завоевать.
Глаза устали бегать по мятому конверту и устремились на безмолвие заката. В голове крутилась дурацкая фраза «Когда тебе говорят - иди куда хочешь, то обычно идти уже некуда». В который раз осознав абсолютную справедливость этого утверждения, Лёня засунул конверт в нагрудный карман и принялся разглядывать свою новую обувь от неизвестного брэнда, купленную на маленьком рынке у вокзала. Не то, чтоб кроссовки, страсть как легли на душу, но желание содрать с себя осточертевшие говнодавы было невыносимым. Еще раз глянул на часы, сплюнул, и хотел опять вперить взгляд в степные переливы, но внутренний голос уже надрывно орал: «Смирно!» Мысли еще носились в голове, а тело уже вытянулось в струнку и повернулось к ротному. Майор стоял в пяти шагах, неслышный как тень.
- Вольно. Теперь уже вольно... навсегда. - он мгновенно ощупал взглядом фигуру дембеля. Этот бирюзовый взгляд поначалу бесил Лёню. Зрачки, как пулеметные гнёзда, в прищуренных бойницах век. Не просто взгляд - натуральный обыск и допрос с пристрастием одновременно. Лёня тут же поймал себя на мысли, что, видимо, майора приучили так смотреть на пойманных диверсантов. Остальные черты лица лишь усугубляли впечатление - переломанный нос, квадратный мясистый подбородок, широкий безгубый рот.
- Присядем.
Они опустились на вокзальную лавку. Майор извлёк огромный скомканный платок, снял фуражку, смахнул бисеринки пота. Обнажив лысину, он уже не казался сыскарём или таможенником - превратился в средневекового палача. Типичного. Глаза щурились от солнца, но казалось, просто устали глядеть на огонь, в котором грелись щипцы, клейма и прочая кошмарная атрибутика.
- Поговорим, - по привычке, он не спрашивал. В его речи напрочь отсутствовали вопросительные предложения. Любой вопрос он облачал в рубленное «Доложить по форме!» Голос майора был спокоен. Могло показаться, говорит механизм, но Леонид с удивлением почувствовал скрытое волнение, - Я отказал тебе в направлении на контракт. И тому есть причины.
Последнюю фразу он произнес с нажимом, будто вырезал. Майор с хрустом сдавил сжатые в замок пальцы и замолчал. Стальные кисти побелели от напряжения. Набрякшие вены словно кабели перевили армированные металлоконструкции нечеловечески сильных рук. Но во взгляде проявилось что-то детское. И даже беспомощное. Лёня с интересом оглядел бывшего командира. Раньше его таким даже представить было нельзя. На мгновение Леониду привиделся светловолосый пацанёнок. Тощий, нескладный, лопоухий, натужно сопящий у школьной доски, ковыряющий доски пола стоптанной сандалетой.
- Надо же... Последний раз так в школе волновался, - майор продолжал терзать узловатые пальцы. - И вот теперь ты...
Майор опять замолчал, точно окаменел. Но теперь Леонид видел совершенно другого человека. От образа палача не осталось и следа. Куда-то подевалась жестокость, пропала и маниакальная подозрительность. Образ машины-убийцы таял на глазах. Движения стали человеческими. Даже почудилась дрожь в руках.
- С самой первой схватки ты не выходил из моей головы. Надо же! Салага отделал в рукопашку четырёх инструкторов. Только не плети мне сказки про секцию самбо в сельской школе, про выведение из равновесия, про особенности твоего вестибулярного аппарата. Чушь! И ты сам это знаешь.
Лёня раскрыл было рот, но слова застряли. Он смотрел на командира роты во все глаза. С тем произошла разительная перемена. Теперь он был скорее похож на жертву палача или, как минимум, на приговорённого к встрече с мастером заплечных дел. Глаза поникли, посерели, рот изломился в сложных изгибах. Невысокий рост, который ранее компенсировался невероятной шириной плеч, теперь же делал его похожим на сморщенный пенёк. Кличка «Ледокол» теперь казалась издёвкой. У Леонида даже защемило сердце от жалости. Мигом растаяла кровная обида за отклонение рапорта на сверхсрочку. Он даже невольно потянулся к ротному. Но тот воспринял иначе.
- Да. Я знаю, чем обязан тебе! Знаю! И не забуду этого! - голосу вернулась прежняя сталь, - Каждый раз, когда ты спасал ребят, я зарок давал, что буду ставить за тебя свечи! И я буду делать это! И мне плевать кто ты, бог ли, черт ли...
Майор вернулся в своё обычное состояние. Затвердел как клинок. Его словно опять отковали, закалили и заточили. Не человек - монумент. Стальной и снаружи и внутри.
- Мне еще не раз припомнят твой рапорт. А уж сам-то до гроба не забуду, как писал этот чертов отказ.
Майор надолго замолчал. Он смотрел вдаль с безжизненным спокойствием.