Собрав остатки сил, она всё же приподнялась и увидела жмущегося к мусорной куче перепуганного, но очевидно невредимого щенка. И тут на неё нахлынуло спасительное беспамятство...
***
Очнувшись, Майя долго смотрела в незнакомый потолок. Всё тело болело, что двигаться желания не возникало вовсе. К тому же кожа ощущала чистое постельное бельё, которое Майя видела в последнее время только во сне. И покидать эту мягкую, чистую и ровную постель тело вовсе не хотело. Но всё же Майя немного повернула голову и осмотрелась. Комната была очень чистая, но в ней явственно не хватало уюта. Жёлтые в мелкий цветочек обои совершенно не понравились Майе. Стоявший у окна письменный стол был совершенно пуст. Хоть поверхность стола была не видна, но Майя на сто процентов была уверена, что пыли на нем нет. И более того, никогда не бывает. Рядом возвышался книжный шкаф. Посмотрев на него внимательнее, Майя несколько заволновалась, хотя ничего удивительного, на первый взгляд, в нем не было. Но Майя умела смотреть. Шкаф казался реквизитом из какого-то незамысловатого сериала - книги в нем стояли строго по порядку размеров и цветов. Майе сразу пришла на память картинка из детской книжки, что она рассматривала в детдоме: аккуратно одетые дети играют в кубики на фоне именно такого шкафа. Окно тоже не выбивалось из общей гаммы - чистые стекла, гладко выкрашенная рама. Но справа на подоконнике примостились несколько цветочных горшочков. Их обитатели ярким пятном оживляли всё вокруг. Всего несколько секунд потребовалось Майе, чтобы взглянуть на незнакомое жилище по-новому, ощутить, как эти несколько живых цветных лепестков преображают комнату. И она превращается из невнятно-жёлтой в тёплую и солнечную...
- Нравятся цветы? - негромкий девичий голос прямо-таки подбросил Майю на постели. Она через силу запрокинула голову. У спинки кровати сидела девушка года на четыре старше Майи. Карие близко поставленные глаза-бусинки, очень густые тёмно каштановые волосы, по-детски округлые щечки и ещё более детские пухлые губки. Она прямо-таки излучала спокойствие и абсолютную безобидность.
- Меня зовут Таня, - представилась девушка и объехала кровать. Майка перестала выворачивать шею и, молча, с удивлением рассматривала хозяйку этого дома. Девушка была гораздо старше, чем показалось в первые секунды. И этому виной было вовсе не инвалидное кресло, а какая-то чугунная безысходность во взгляде, от которого у Майи пробежали мурашки. Это не скрылось от взгляда хозяйки дома. Она мягко улыбнулась, - Ты ничего не бойся. И никого. У нас ты в безопасности. А как тебя зовут?
- Майя, - собственный голос показался хриплым, и она смутилась ещё сильнее, - Как я сюда попала?
- Тебя папа привёз. Ты ничего что ли не помнишь? На тебя бродяги напали. А ты щенка защищала...
- А где он?! - кошмарные минуты разом предстали перед глазами.
- Он с папой гуляет. А до этого времени спал у тебя в ногах. Сейчас они придут. А ты как себя чувствуешь?
Майя опомнилась и тут же почувствовала разбитость тела. Но, странное дело, благостное настроение, что излучало всё вокруг, совершенно определенно притупило болезненные ощущения. Она села в кровати и обнаружила, что совершенно голая. Таня тут же заметила смущение:
- Ты не беспокойся. Я сама тебя раздевала. А твои вещи сегодня перестираю. А пока в моих походишь.
- Нет, нет! - Майя испуганно запротестовала, - Я сама всё выстираю. Правда!
***
Уже неделю Майя жила у Тани. Первые пару дней она до дрожи боялась Таниного отца. Седой страж порядка прочно ассоциировался с образом матерого волка. Казалось, глянет своими узкими изумрудными глазами и схватит за горло, что и пикнуть не успеешь. Но глядя как Егор Иванович общается с дочерью, как ласкает пузатого щенка, Майя начала привыкать к суровому хозяину дома. И постепенно поняла, что его немногословность идет от боязни самого “матёрого волка” обидеть словом несчастную гостью.
Сама же Таня очень быстро стала для Майи всем. Она показывала простейшие жизненные премудрости, о которых лишенная дома девочка не имела и малейшего понятия. Росшая по детдомам Майя не знала даже, как готовится кофе. По началу было ужасно неудобно, что девушка в инвалидном кресле ей помогает во всём, а сама она постоянно всё делает не так. Страх вызвать недовольство хозяев, а тем паче быть изгнанной из дома, который с каждой минутой становился всё роднее, постоянно держал в напряжении. Но Таня ей ни разу не сделала даже строгого замечания. И каждый раз, когда Майя забывала про сбегающее молоко или разбивала в мойке тарелку, она была до беспамятства благодарна Тане, которая просто махала рукой и смеялась. И понемногу Майя стала забывать о страхе. Но когда встречалась взглядом с отцом Тани, коленки начинали предательски дрожать. Видя это, Егор Иванович старался как можно реже оказываться с ней наедине, а уж разговаривал только с обоими девушками сразу. Майя чувствовала, что в мыслях он постоянно сравнивал её с волчонком. И понимала, что ему очень сильно хотелось, что бы из этого волчонка, из этого Маугли бетонных ночлежек, она стала человеком.
Нет, он вовсе не страдал излишней благотворительностью. Это Майя поняла, узнав историю Тани. Вся жизнь Егора Ивановича была подчинена чёткому плану, а быт строгому расписанию. Но не даром ещё в далёкой древности люди подметили, что если хочешь рассмешить бога, то нужно рассказать ему о своих планах. В случае же со старым полицейским, можно было говорить лишь о грустной усмешке. Внезапная гибель жены раз и навсегда перечеркнула всё надежды на светлое будущее. Ужасная авария произошла на глазах дочери. Девочка оказалась в глубоком шоке, а через несколько дней не смогла ходить. Отец стоически принял этот удар. Сдаваться было не в его характере. Лишь он сам мог рассказать, чего стоило вырастить дочь и сделать так, чтобы она как можно меньше сознавала свою ущербность. Врачи давали смутные прогнозы и это только удесятеряло силы отца. Таня училась дома, и отец тратил все деньги на домашних учителей. Он с каждым днем ждал, что вот именно сегодня дочка встанет и пойдёт. Этого не происходило. И отец, стиснув зубы, продолжал надеяться и строить планы. Таня росла умной девочкой. Она изо всех сил старалась не разочаровывать отца. Сдача экзаменов на золотую медаль, а потом получение красного диплома вызывали у отца прямо-таки физическое ощущение не просто гордости, а свечение счастья в глазах. И вот диплом получен. Ничего, что работы пока нет. “Всё получится! Вот ещё немного, и дочка пойдет! И всё будет по-человечески!” - отец твердил это как молитву. Но что-то не получалось. Не хотела судьба идти навстречу железному человеку. И постепенно он стал понимать, что в план вкрался неучтенный фактор. Отец интуитивно понимал, что дочке не хватает чего-то теплого, душевного. Того, чего он при самом жгучем желании, дать ей не в силах. Несколько недель прошли в муках над этой мыслью.