— Все-таки заботы, хлопоты, воспитание…
— Трудно растить детей тому, кто их не любит.
В другой бы раз я поговорил, потому что брошенная ею мысль задевала: полно любящих родителей мучились с подростками; в конце концов, мы с женой тоже любили Наташку, которая отходила от нас все дальше и дальше. Но я пришел не за этим.
Момент мне показался весьма удобным. Как же я раньше не смекнул?.. Нужно поговорить с Агнессой, а уж она убедит мужа быть осмотрительным на собрании, и не только на собрании. Может, про засаду рассказать?
— Вы давно в браке? — начал я издалека.
— Одиннадцать лет.
— А где с ним познакомились?
— В заводской библиотеке. Володя все книги о природе брал. И знаете, я сразу поняла, что он хороший человек. Такой хороший, что я подумала: «Господи, не может быть!»
Видимо, понятие «хороший человек» у Агнессы было иное, чем у меня. Я бы не пожалел для характеристики Пчелинцева многих высоких слов, но хорошим был для меня человек мягкий, уступчивый, сочувствующий. Без ружья.
— Ну и не ошиблись? — со смешком спросил я, чтобы как-то смазать неприличие вопроса.
— За одиннадцать лет мы ни разу не поссорились.
— Ну уж, — не поверил я.
— Я так Володе сказала… Как глава семьи и мужчина будешь все серьезные вопросы решать сам. Только у меня просьба: прежде чем принять решение, посоветуйся со мной.
— Агнесса, многие супруги договариваются жить в мире, однако…
— Вы кое-что забыли?
— Что?
— А то не знаете…
— Не знаю, — искренне подтвердил я.
— Про любовь забыли? — удивилась Агнесса и даже перестала мешать варенье.
Мои лекции о семье и браке носили правовой уклон. Разумеется, о любви я тоже говорил. От анализа социологических опросов, да и вообще с возрастом, моя вера в то, что семья держится на любви, убывала. Правовые нормы, мой хлеб, о любви тоже помалкивали. Затеянного разговора пока не выходило — он свернул на красивую и ненужную сейчас дорожку.
Я оглядел кухню, так не походившую на наши, городские.
Кроме широкой чугунной плиты была и другая печка, что-то вроде небольшой русской или камина. По стенам висели затейливые половники, скалки, сковороды, дуршлаки и еще какие-то неизвестные мне приспособления. Одна полка была уставлена только глиняной посудой, вторая — только деревянной. Вышитые рушники, как хвосты петухов, висели в красном углу, надо мной. Связки репчатого лука и чеснока, нанизанные на шпагат, пересекли кухню по диагонали…
Кажется, подобные кухни я видел на картинах старых мастеров — только подвешенной мясной туши не хватало.
— А вы за Володю не беспокоитесь? — наконец-то придумал я вопрос для зачина.
— За этими шишками на такие высоченные сосны забирается…
— Я имею в виду конфликты.
— Вы еще не все их, эти конфликты, знаете, — с неожиданной радостью заговорила она. — На него подавали в суд за самоуправство: он обрезал свет у нашего казначея, тот воровал электричество. Били шоферы самосвалов — они мусор в лесу свалили; а он им дорогу поваленными соснами перекрыл. Привязывали к дереву браконьеры… Да всего и не перечислить.
Я смотрел в ее просветленное лицо, слышал гордецу в голосе и ничего не понимал. Все мои знакомые женщины стремились оградить мужей от мало-мальской неприятности.
Здоровый инстинкт, то бишь здравый смысл. Вот и моя жена звонила, побуждаемая этим инстинктом, чтобы, в свою очередь, побудить меня взяться за диссертацию.
— Агнесса, и вы его не удерживаете?
— Зачем? Он же мужчина.
Я умолк. Видимо, недоумение, а может, и тихий страх, тронули мое лицо. Агнесса перестала мешать варенье и смотрела на меня так, будто глупость про мужчин сказал я.
— Вы его… поощряете?
— Не поощряю, но и не попрекаю.
— Агнесса, а если человек нормален и спокоен, то он не мужчина?
— Спокойный мужчина… Это какой же? — невероятно удивилась она.
— Который работает, живет с семьей и…
Я споткнулся, отыскивая, что еще делает спокойный мужчина. Она помогла:
— И смотрит телевизор, и болеет за хоккей с футболом, и ездит на рыбалку…
— Да, и все это.
— Я только удивляюсь.
— Чему же?
— Женщинам, которые живут с такими немужчинистыми мужчинами. Я бы не смогла.
— Да я и сам спокойный, — спокойно заявил я.
Она не ответила, но стрельнула взглядом и хитренько усмехнулась, откровенно показывая, что на этот счет у нее свое мнение.
— Говорите-говорите! — поощрил я.
— Уверены, что вы мужчина?
Разговор нужно было бы перевести в легкое русло. Выдать что-нибудь остроумное, что-нибудь шутливое, даже глуповатое, что-нибудь во французском духе с обращением «мадам». Но я серьезно выпалил: