— Шоферня, смывайся! Наш собственный корреспондент сюда нацелился! — шепнул он своим дружкам.
Шоферы «смылись», разойдясь по своим машинам. Шура оглянулась, увидела Чупрова и закричала обрадованно:
— Борис Иванович, здравствуйте! Идите-ка сюда!
Пряча за спину портфель, Чупров подошел к Шуре.
— Ну как, прощай любимый город? — здороваясь с ней, шутливо спросил он.
У Бориса был низкий, глуховатый басок, и говорил он, слегка оттопыривая книзу губы. Это для солидности. Он решил, что важно оттопыренные губы и при его незавидном росте придадут ему значительность и основательность.
— Прощай, любимый город!.. — вместо ответа пропела Шура, глядя на Бориса смеющимися глазами.
— А надолго ли — прощай? — тоже заулыбался Борис. — Вы только провожаете колонну или останетесь работать в совхозе?
— А вы только как корреспондент этим интересуетесь? — лукаво спросила Квашнина, покосилась на свое отражение в зеркальном темно-синем кузове автобуса и поправила шапочку.
— Не только как корреспондент, — серьезно ответил Борис, тоже посмотрел на себя в кузове машины и помрачнел.
Квашнина вздохнула:
— Ох, не знаю! Останься в совхозе, так будешь и за терапевта, и за хирурга, и за зубного, и за акушерку, пожалуй.
— И за акушерку, это обязательно, — засмеялся Борис. — А разве это плохо? Очень человеческая какая-то профессия.
— Это неплохо, а справлюсь ли? Ведь я пока еще без пяти минут врач. Всего только субординатор. Это во-первых. Значит, осенью я должна вернуться на учебу, на последний, шестой курс. А во-вторых…
Она замолчала и, улыбаясь, помахала кому-то приветственно рукой. Глаза ее стали теплыми, лучистыми и чуточку тревожными одновременно.
— А во-вторых? — спросил Борис.
— Борис Иванович, милый, есть и во-вторых, — смущенно ответила она и покраснела тонко и ало, как краснеют блондинки. Глаза ее по-прежнему следили за кем-то, находившимся за спиной Бориса.
Он оглянулся.
Слегка рисуясь, кокетливо переламываясь в талии, к ним подходил прораб Неуспокоев. Борис знал его только понаслышке, от Шуры, которая случайно познакомилась с прорабом чуть ли не в первый день его приезда из Ленинграда. Поэтому он спросил:
— Прораб совхоза, кажется?
— Да. Николай Владимирович Неуспокоев. Очень интересный человек. И странный очень! — быстро ответила Шура.
— Нравится он вам? — ревниво, косясь в сторону прораба, спросил Борис.
— Нравится, — на этот раз не сразу ответила Шура и не узнала своего голоса: в нем что-то невесело надломилось.
— Чем?
Она снова помолчала, опустив глаза и сама себя тревожно спрашивая: «Чем же?.. Чем?..»
— Непохожестью! — наконец воскликнула она, радуясь точному и искренне сказанному слову. Она снова подняла глаза на Бориса, потеплевшие и засиявшие. — Он не похож на обычных людей. Приехал на целину из Ленинграда месяц назад, один. В Облсельхозуправлении ему дали направление в один из новых совхозов, основанных еще в прошлом году. Он отказался. Предложили другой такой же совхоз. Он опять отказался. Такой странный человек! — оживлялась счастливо Шура с каждым сказанным словом. — Его спрашивают: «Чего вы копаетесь? Что вам нужно?» А он отвечает: «Мне нужно самое трудное. Ищу, где будет особенно трудно!» И выбрал Жангабыльский совхоз. Вы что-нибудь понимаете, Борис Иванович? У Жангабыла впереди такие трудности! А в прошлогодних совхозах, вы же знаете, самое трудное уже позади, там уже нормальная жизнь налаживается. Непонятный человек! Но очень интересный. Познакомить?