Он улыбнулся стыдливо и отвел глаза.
— Не умею я правильно сказать, вы, пожалуй, смеяться будете. Всего мне двадцать лет, а тут партия, тут народ ко мне обращается: «Помогай!» А я отвечаю: «Буду помогать, буду целину поднимать!» Гордость в себе почувствовал. Но и о своей судьбе, конечно, не забываю. Думаю — целина золотой сундук, авось и на мою долю в нем хоть копеечка найдется. Целина мне анкету наново перепишет и новую характеристику выдаст. Так на себя прикидывал. И завербовался в совхоз. Дали мне машину, ну прямо влюбиться можно! Да вы же видели! Живу, дышу в обе ноздри! А в душе, как в горнице, когда вымыли и свежим веником подмели. Вдруг — трах-тах-тарарах! Открываются мои комбинации-спекуляции! Подозреваю, что сука Шполянский на меня настучал, у него душа перевертывается, если человек из грязи начинает вылезать. Вот когда меня прищемило! Голову потерял. Если, думаю, выгонят из совхоза, или себя убью, а не то кому-нибудь голову снесу! Это я уж сдуру. Прямо затмение нашло. Боялся, выходку себе какую-нибудь позволю. Однако повезло мне. Вызвали меня дед Корчаков и Садыков, гайку подкрутили здо́рово, но из совхоза не турнули и на машине оставили. Доверяем, мол. А Садык-хан все ж таки сощурился, ноздри свои вот так сделал и говорит: «Но, смотри, Мефодин!» И прилипло ко мне, как к собаке репей, это «смотри, Мефодин!» А за Садыком и ребята. Двадцать раз на день и три раза на ночь крикнут: «Смотри, Мефодин!» Вы сами слышали. В шутку, конечно, а мне все же обидно.
— С обиды и выпили на Цыганском дворе? — сочувственно спросил Борис.
— Нет, поверьте, честному слову, нет! С радости! Как выехали в степь, все во мне запело! Каждый кустик — родной брат, каждая лужица — родная сестрица! Еду на целину за новой характеристикой! А тут еще солнышко играет, машина соловьем заливается и дорога сама под колеса летит! И хоро-ошо же! — мечтательно протянул он. — Помните, Шполянский к нам подсел. Хотел он мне в душу мути напустить — не вышло! А на Цыганском дворе все-таки подловил меня, нечистый дух! Давай, говорит, обмоем целину! А меня прямо распирает от радости! Так бы и обнял всех или… отлупил бы какого-нибудь гада. И надо бы! А для меня Шполянский будто самый лучший друг стал. И выпили. Да… вот тебе и выпили…
Он замолчал, так низко опустив голову, будто падал со стула. Борису захотелось подойти к нему и крепко, по-дружески шлепнуть по плечу.
— Не знаю, для чего вы рассказали мне все это, — поднялся он с подоконника, — но я попробую попросить товарища Садыкова вернуть вам машину. Но особенно на меня не надейтесь. Не велика персона, может и отказать.
— Не откажет! Убей бог, не откажет! Пресса! — значительно поднял палец шофер.
— А вы меня не подведете? — серьезно посмотрел на него Борис.
Мефодин положил ладонь на горло и что-то трудно проглотил, глядя на журналиста таким глубоким, до конца обнаженным взглядом, что Борис устыдился своих сомнений и не стал ждать ответа.
Глава 16
Две задачи решены неправильно
Борис знал много недостатков за собой. С горечью, например, он не раз убеждался, что поступает в жизни не так, как должен был поступить. Или недосаливал, или пересаливал, — чаще последнее. Опыта не хватало и выдержки тоже. Прав ли он и сейчас, собираясь просить Садыкова за Мефодина, вчерашнего мошенника и пьяницу? Место ли вообще Мефодину на целине? Но почему-то хочется Борису верить, что Мефодин требовательно, до конца разобрался в собственной душе, что-то решительно откинул, что-то утвердил, и теперь у него одна дорога — на чистую землю, на целину! И не надо бы сейчас отнимать у него машину. Послушали бы, как он говорит о ней, задушевно и чуть стыдливо — как иной парень говорит о любви…
…Из столовой гости еще не разошлись. Садыков пил чай, заводя глаза от морившей его дремоты. Борис сел рядом и сказал тихо:
— У меня к вам просьба, Курман Газизович.
Борису хотелось поговорить с завгаром келейно, не привлекая внимание остальных, но Садыков по обыкновению крикнул:
— Давай, говори! Материал какой-нибудь нужен?
Теперь разводить конспирацию не было смысла, и Борис громко сказал:
— Нет, не материал. У меня просьба к вам. Не найдете ли вы возможным вернуть Мефодину машину?
Садыков отодвинул пустой стакан и зевнул, показывая крупные желтые зубы.
— Такое дело не пойдет. Разговору такого не может быть. Я его машину Полупанову уже передал.
— Вы сняли Мефодина? — вмешался недовольно Корчаков. — Не мешало бы и со мной согласовать. Я все-таки директор.
— Слушай, он твой оперативный приказ нарушил, твой сухой закон нарушил! — закричал Садыков. — Он весь коллектив замарал!