Я ответил утвердительно, что студент Пашков действительно слушал мой курс по со-противлению материалов, но видит бог, я не знаю, зовут ли его именно Костей. Просто не помню этого, поскольку никогда не обращаюсь к студентам по именам.
Тогда Верочка, немного зардевшись, спросила, не могу ли я ей рассказать про то, как он учится.
Я же ответил, что совсем не в курсе того, как этот самый Пашков успевает по другим дисциплинам, поскольку не являюсь куратором их группы, а вот по моему предмету он явно не блещет. Мало того, он просто не знает сопромата и, как мне кажется, упорно не хочет его изу-чать. А ведь это одна из основных наук по той специальности, которой он обучается в нашем университете. Как он собирается проектировать свои агрегаты, если он не в состоянии даже оценить их прочность. И вообще, он уже дважды пытался пересдать мне экзамен и оба раза успешно завалил. Теперь ему предстоит третья решающая попытка.
Глаза у Верочки во время моего монолога были грустные- грустные. И в конце, как мне показалось, в них даже мелькнули слезы. Убедиться в этом я не успел, поскольку она наклонила голову и что-то стала искать в своей сумочке.
Я вовсе не собирался ее удручать и поэтому, прервав критику незадачливого студента, спросил:
- Вы чем-то расстроены, Вера Ивановна? Честно говоря, я не хотел вас огорчать. Да и что вам за дело, до того, как учится этот парень. Он вам родственник?
- Костя- мой сын,- ответила Вера, подняв на меня глаза.
По ее щекам действительно стекали слезы.
И я вдруг вспомнил, как давным - давно, двадцать лет тому назад, я, зная, что Верочка учится на вечернем отделении института пищевой промышленности и работает на кондитерской фабрике, однажды отправился на ее поиски. Трудно сказать, зачем я ее искал и на что надеялся. Но мне казалось, что, поступив в престижный институт, я в какой-то мере сравнялся с Верой в положении и смогу, наконец, обратить на себя ее внимание, невзирая на проклятую разницу в возрасте.
Мне очень хотелось ее увидеть, и я достаточно быстро нашел общежитие кондитерской фабрики, в котором она жила. Как сейчас помню, это было невысокое двухэтажное кирпичное здание на окраине города. Я посидел возле него на лавочке, соображая, что же мне такого при-думать, дабы случайно встретиться с Верочкой. Но оказалось, что ничего особенного придумывать не надо. Поскольку входная дверь общежития широко открылась и на пороге возник усатый
крепыш, толкавший перед собой неуклюжую синюю коляску. Следом за ним появилась и сама Вера, красивая и улыбающаяся. Я с минуту смотрел на нее, а потом, резко поднявшись с лавки, ушел. Мне стало ясно, что все мои фантазии оказались несбыточными и иллюзорными. Дело в том, что Верочка несла на руках аккуратно упакованного в что-то теплое младенца.
Значит, тот самый малыш уже вырос и вот уже учится у меня в университете? Судьба, однако.
- Мне очень жаль, но ваш сын почему-то упорно не хочет учить сопромат, считая, что его можно сдать на арапа,- сказал я как можно более успокаивающим тоном.- Но ведь так нельзя поступать.
В ответ я увидел, как Вера уткнулась в свой платочек, а худенькие ее плечи при этом вздрагивали. И мне вдруг отчего-то захотелось обнять ее, прижать к груди и, как пишут поэты, осушить ее слезы своими поцелуями. Все-таки, на плачущую женщину, в которую когда-то был влюблен, равнодушно может смотреть только человек без сердца. Я едва сдержал этот свой порыв. Хорошо бы мы с ней выглядели со стороны, ведь по коридору ходили бывшие выпускники разных лет, а совсем недалеко стояла группа щебечущих о чем-то девчушек.
- Вера Ивановна, не надо так переживать. Успокойтесь, ради бога,- произнес я тихим голосом и протянул ей еще и свой платок.- Ну выучит ваш сын материал и сдаст.
Верочка взглянула на меня опухшими от слез глазами и, временами всхлипывая, горестно и сумбурно запричитала про то, что сейчас такая тяжелая жизнь, она одна растит двоих детей, у нее еще есть дочь шестнадцати лет, зарплату платят нерегулярно, и она вынуждена подрабатывать. А тут еще Костя предупредил ее, что у него проблемы в институте и, если он не сдаст до начала весенней сессии экзамен по сопромату, то его могут отчислить.
Я согласился с ней, что такое возможно. В нашем вузе есть такая практика.
И тогда Верочка схватила меня за руку, которой я протягивал ей платок и с мольбой в го-лосе заговорила про то, что она этого не переживет. Она из-за сына, часто болевшего в детстве, сама была вынуждена забросить учебу, но она всегда мечтала, что уж Костя-то исполнит ее мечту и обязательно сумеет получить высшее образование. Она все делала для этого, нанимала репе-титоров и оплачивала подготовительные курсы. Из последних сил. Ее мальчик и вправду немножко балованный, но очень способный. Он все экзамены сдал нормально. Вот только с сопроматом у него пока не получается. Не дается он ему.
В жизни не видел ни одной матери, которая бы считала, что ее дитятко лениво и неспособ-но. Вслух я этого, конечно же, не сказал.
А тем временем Вера очень просила меня во все это поверить и всячески заверяла, что ее Костенька уж очень постарается подготовиться и обязательно попытается сдать. И тут же она упрашивала меня быть к нему снисходительным, ведь у него была такая трудная судьба.
Сцена, конечно, была еще та. Не впервые заботливая мамаша беспокоила меня по поводу успеваемости своего ребенка, но впервые это делала моя первая любовь. Я слушал ее внима-тельно, и лицо мое оставалось бесстрастным. И, видимо поэтому, Верочка уж совсем по-обы-вательски добавила, что будет мне крайне благодарна за благоприятное разрешение судьбы ее сына.
Бог ты мой,- пожалел я ее мысленно,- она, похоже, совсем не представляла, сколько может стоить такая "благодарность". К тому же я за деньги оценки не ставлю принципиально.