Вы уносите в прошлое, в даль, в никуда.
Жизнь, как злая метель, мои дни замела.
Я успел постареть, не заметив когда.
Ах, года- зеркала!
Последний перебор возвестил об окончании песни. Кто-то вздохнул, а обычно молчаливая Ханина по-доброму произнесла.
- Молодец ты какой, Сашенька.
А Шамсутдинов подытожил:
- В общем, песня о том, что старость подкрадывается незаметно. Поэтому предлагаю не терять время даром и, пока нас не одолели старческие хвори, нам надо объединить наши усилия по уничтожению этого ящика пива.
Беседа и обмен воспоминаниями продолжались часа полтора. Ящик заметно опустел. Уже около одиннадцати решили расходиться и тут выяснилось, что у меня есть широкая альтернатива для ночлега. Во-первых, Радик Шамсутдинов, вовлекший меня в эту поездку, чувствовал себя обязанным и пригласил ехать к нему. Но он сам был в гостях у родителей и эту возможность я отверг почти сразу. А во-вторых, свои услуги предложили Севастьянов и Вербицкая. Генка предлагал свою квартиру или военную гостиницу КЭЧ, а Марина свои четырехкомнатные аппартаменты, в которых она живет вдвоем с сыном.
Не знаю, почему я сделал именно такой выбор. Но что-то внутри меня подсказало мне: выбери предложение друга.
Поэтому Маринке я ответил шутливо:
- Знаешь, Вербочка, я боюсь, что нам с тобой все-таки нельзя оставаться наедине. А то я за себя не ручаюсь и, чего доброго, мне в самом деле, как порядочному человеку, придется на тебе жениться.
А Генке я сказал:
- Сева, к тебе я тоже не поеду, а то придется всю ночь водку с тобой пить, а я и так уже набрался. Вези-ка ты меня к своим армейским гостиничным клопам, пусть и у них сегодня будет праздник - теплая пьяная кровь доктора технических наук на ужин. Но только не забудь завтра заехать за мной пораньше, чтобы я успел на семичасовую электричку. У меня ведь завтра, в субботу, две пары после обеда.
По дороге мы с ним беседовали о женщинах. О чем еще можно беседовать с Генкой, если он все разговоры сводит к этой теме. А так как я про своих романы и бывших возлюбленных вообще никогда не распространяюсь, пришлось рассказать ему, откуда у меня взялась вторая молодая жена.
Вообще-то, моя Лидочка сначала была моей студенткой, но в пору ее учебы я был с ней суров и ничем не выделял среди сокурсников. А потом ее как отличницу и дочку уважаемого в городе человека оставили ассистентом на кафедре. Не на моей, к счастью, но тоже с нашего факультета. Вот тогда-то мы с ней сблизились. Ну а поскольку первая моя жена за восемь лет совместной жизни так и не сумела родить мне ребенка, а Лидочка довольно скоро оказалась беременной, то мне и пришлось внести кое-какие коррективы в свою личную жизнь.
VIII
Гостиница КЭЧ находилась совсем недалеко от районного военкомата, где и служил мой друг Геннадий. Хотя, какая там гостиница, скорее это был Дом приезжих для военных, так как сей "отель" занимал две смежные квартиры на первом этаже обычного для Реченска двухэтажного жилого дома. Проломили стену между квартирами и получилось пять комнат и длинный- длинный коридор.
Я специально замешкался у входа в неосвещенный подъезд, давая другу возможность самому решить все вопросы. Гена же повел себя как хозяин. Матерясь на электриков и отсутст-вующее освещение, он нащупал звонок и энергично позвонил. В ответ на тихое "кто там?" из-за закрытой двери, он громко проорал: "Сергеевна, открывай! Я человека привел."
Дверь открылась только на длину цепочки и женская тень в свете синего ночника тихо сообщила, что Валентина Сергеевна сегодня не работает. А на вопрос Геннадия женщина отве-тила, что она новенькая. Неделю как устроилась на полставки ночной дежурной.
Тогда Севастьянов чертыхнулся и, достав из кармана какую-то бумажку, протянул ее женщине.
- Вот хорошо, что я заранее запасся. Я- майор Севастьянов из райвоенкомата, а вот служебная военкома Пономаренко, о том, что надо на одну ночь поселить нашего командиро-ванного, вот этого человека.
И Генка попытался показал рукой в мою сторону. Но в темном подъезде этого можно было и не делать. В прихожей служебной квартиры наконец-то зажегся нормальный свет, выхватив из темноты узкой своей полоской фигуру моего приятеля.
Я в это момент стоял на лесенке, облокотившись на перила и, не видя Генкиной собесе-дницы, размышлял о том, что, может, я сглупил, когда отказался от Маринкиных четырехком-натных удобств. Там бы меня точно не стали держать так долго в темном и затхлом подъезде.
Дверь гостиницы сначала закрылась, погрузив нас в кромешную тьму, затем послышался скрежет снимаемой цепочки, и после этого дверь распахнулась уже широко, ослепив нас ярким светом.
Первым вошел Севастьянов.
Дежурная встретила его вопросом:
- А ваш командированный- военный? Почему-то в записке звание не указано.
Заходя вслед за другом, я услышал, как он в ответ присвистнул и произнес:
- Вот так старая история.
Я понял смысл сказанной им фразы, только когда выглянул из-за его спины и с удивле-нием обнаружил, что дежурная- это Верочка Любимова...
Я узнал ее сразу, хотя за те полтора часа, что мы не виделись, она внешне заметно изменилась. Макияж Вера смыла, проще стала прическа, вместо праздничного костюма она была одета в старенькое синее платьишко, на ногах исчезли изящные туфельки на высоком каблуке, а появились обычные домашние тапочки. Плечи она кутала в темную шаль, а на ее милом носике громоздились очки в тонкой металлической оправе, которые она, завидев меня, тут же сняла. Одним словом, Золушка после бала.