Это подтверждается рядом документов. «Как показывали сводки, которые я ежедневно представлял Гитлеру, — пишет, в частности, начальник генерального штаба немецких сухопутных войск Гальдер, — тоннаж перевозимых на самолетах грузов, как правило, составлял 110, 120 и лишь иногда 140 тонн. Последняя цифра превышалась очень редко, и чаще всего 6-я армия получала в день менее 100 тонн грузов»[61].
На ежедневных совещаниях с Гитлером Геринг обещал улучшить положение. Но на самом деле обстановка постоянно ухудшалась.
Командование 6-й армии вынуждено было изо дня в день уменьшать нормы снабжения войск. Впоследствии Паулюс свидетельствовал, что в дни перед капитуляцией все генералы его армии, в том числе и сам командующий, получали 150, а солдаты — 50 граммов хлеба в день[62].
После поражения войск Манштейна окончательно встал вопрос о ликвидации окруженной группировки. Нужен был новый план операции. С этой целью под Сталинград прибыл представитель Ставки генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов. При его непосредственном участии был разработан план ликвидации армии Паулюса под кодовым названием «Кольцо». Ставка, внеся некоторые коррективы, 4 января окончательно его утвердила.
Планом предусматривалось расчленение окруженной группировки ударами с запада на восток и ликвидация ее по частям. Такова была основная идея операции. Для ее осуществления создавались соответствующие группировки советских войск.
Проведение операции «Кольцо» Ставка возложила на войска Донского фронта под командованием генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. С 1 января ему передавались три армии Сталинградского фронта — 62-я, 64-я и 57-я. Фронт дополнительно усиливался артиллерией, гвардейскими минометными частями и авиацией. Считалось, что эти силы будут в состоянии в течение трех дней прорвать внешний обвод и осуществить захват окруженных войск.
Положение зажатых в кольцо немецких войск резко ухудшилось. Теперь у них уже не было никаких надежд на спасение извне. В январе 1943 года фронт в районе Дона усилиями наших войск отодвинут на 200–250 километров на запад.
В этих условиях моральное состояние гитлеровцев было окончательно подорвано. Вот лишь некоторые выдержки из писем и дневников солдат 6-й армии. «Мы попали в настоящий чертов котел, — писал ефрейтор Генрих Даувель, — здесь форменный ад. С каждым днем, с каждым часом наше положение становится все хуже». «Сталинград стал нам поперек горла, — вторит ефрейтор Отто Крепель. — В роте осталось лишь семь человек. Повсюду видны солдатские кладбища. Теперь только одно слово «Сталинград» приводит нас в ужас».
«Новый год. Даже не кормят досыта, — с ужасом записал в дневнике Франц Панаш. — Речь постоянно идет о долге перед «фатерландом», которому мы присягали. Будь проклята эта война и те, кто ее развязал! Никто нам не поможет. Нам остается только подохнуть. Ураганный огонь русских. Такого огня я еще не видел. Возможно, это конец. Если так — прощайте, мои дорогие на родине. В нашем бункере 11 человек. Все заняты своими мыслями и не говорят ни слова. Каждая секунда может стать последней. Как долго еще продлится эта мука? Я обвиняю руководство германского рейха и народа. Мы искренне надеялись на лучшее будущее, ждали его и воевали за него, терпели лишения, которые невозможно описать. Лишенные всего, ввергнутые в несчастье, мы умираем…».
«Скажу вам лишь одно: то, что в Германии называют героизмом, есть лишь величайшая бойня, — делился мнением с родными ефрейтор Карл Мюллер. — …Я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских… Пусть никто на родине не гордится тем, что их близкие, мужья, сыновья или братья сражаются в России, в пехоте. Мы стыдимся нашей жизни…».
«…За эти дин, — с полным отчаянием написал в дневнике ефрейтор Роберт Ян, — наше положение еще ухудшилось. В сущности говоря, мы все больны… Кожи у меня скоро совсем не будет видно, всюду гнойная сыпь; если в ближайшее время не наступит улучшения, я покончу с собой… В животе бурлит, вши кусают, ноги обморожены. Я духовно и физически конченый человек… Несмотря на злополучное положение, в котором мы находимся, люди воруют друг у друга… Я погиб… Тысяча проклятий, это ад, хуже ничего быть не может…».