— Подождите меня у выхода.
Возле церкви стоял вместительный автомобиль. Доминак обо шел вокруг него и никакой брони не заметил.
Он давно знал Нибиша, его отца, знал все семейство, и од но время был как бы домашним врачом Нибишей. Это впоследствии оказалось выгодным для обеих сторон.
Минут через пятнадцать показался Нибиш. Он открыл машину и жестом пригласил Доминака садиться. Выехали на самую многолюдную улицу, где на каждом перекрестке стояли полицейские в касках и с автоматическими пистолетами в белых кобурах. Машина мчалась на предельной скорости. Сквозь стекла ничего нельзя было различить, кроме домов, громоздившихся по сторонам. Иногда перед светофором приходилось останавливаться, и Нибиш старался втиснуться в скопление автомашин. Доминак догадался, что Нибиш опасается мстительного выстрела. Профессор почувствовал себя скверно и забился в угол машины.
За всю дорогу они не обменялись ни словом. Лишь когда машина остановилась у подъезда дома миллионера, профессор, облегченно вздохнув, сказал:
— Не понимаю… В цивилизованной стране бандиты среди бела дня угрожают государственному человеку! Неужели нельзя принять мер?
Нибиш усмехнулся.
— Меня не это беспокоит… Идемте, господин профессор.
В кабинете Нибиш опустил шторы, кивнул Доминаку на кресло и продолжил начатый разговор:
— Не думайте, что я трус. В юности, вы же знаете, я про шел хорошую школу. Отец сунул меня в такое место, где пришлось пройти огонь, воду и медные трубы. Были стычки и не с такими негодяями… Я знаю, что им надо. Они не решатся стрелять. Болтовня газет им на руку. Этим мерзавцам нужны деньги, только деньги. Им хочется нагнать на меня побольше страха, а потом потребовать несколько тысяч отступных — и дело с концом.
— А вы отдайте…
— Черта с два! — Нибиш сверкнул глазами и сжал кулак. — Они еще придут ко мне на поклон. Мне деньги даются нелегко — ценой ума, нервов, риска. Деньги — это такое, от чего я никогда не отступал. — Нибиш умолк, недружелюбно посмотрел на Доминака. Доминак понял, о каких деньгах идет речь, и промолчал. — Вы не смогли сделать пустяка. Гуго жив…
— Он между жизнью и смертью, — сказал Доминак. — Гуго умрет.
— Посмотрим, — Нибиш ткнул пальцем в кнопку звонка.
Вошел старичок, с голым черепом, согнувшийся в поклоне.
— Шампанское на льду, — коротко бросил Нибиш.
Доминак насторожился: он понял, что главный разговор впереди. Когда шампанское было подано и бокалы наполнены, Нибиш сказал:
— Вы правильно поступили, что послушались моего совета и не ушли из института. Тогда, по телефону, я не сказал вам, почему надо поступить именно так. Сейчас мы побеседуем об этом. Выпейте еще. Сегодня меня весь день мучит жажда.
На стене висел портрет старика с взлохмаченными седыми волосами, с крючковатым носом и маленькими внимательными глазами. Он смотрел куда-то вниз, мимо зрителя. Это дед Джордона Нибиша, он еще жив.
Все в роду Нибиша отличались долголетием, особенно дед Джордона; он пережил своего сына — отца Джордона, умершего, правда, насильственной смертью; деду перевалило за сто, но он до сих пор занимается делом — не расстается с мыловаренным заводом, с которого и началась его карьера.
Доминак заинтересовался живучестью Нибишей, он написал отдельную работу об этой семье. В ней говорилось и о наследственности, и о благочестивости, укрепляющей дух, и даже о… мыле, вырабатываемом на заводе Нибиша-деда. Доминак писал, что, как показал анализ, это мыло особенное, оно очень гигиенично и полезно; при употреблении его поры кожи раскрываются настежь, кожа приобретает необыкновенную эластичность, благодаря чему поры дольше не закупориваются грязью, выделениями потовых и сальных желез. Все это в высшей степени благоприятствует дыханию через кожу и, следовательно, улучшению и сохранению здоровья.
Воспользовавшись научным трудом профессора Доминака, патриарх Нибишей широко разрекламировал свою продукцию, не пожалев на это денег. Затраты окупились с лихвой. Продукция шла хорошо. Особенно охотно ее покупали те, кто, слава богу, пожил на этом свете и невольно думал о смерти, а думать о ней не хотелось. Старички пустили даже поговорку: «Мойся мылом Нибишей — проживешь «хиби шен», что значит на языке атлантов — свыше ста…
Нибиш-старший благоволил к Доминаку. Джордон же, не занимавшийся мыловарением, не проявлял к нему особого интереса до последнего времени…
Пока старичок-лакей открывал новую бутылку шампанского, Доминак справился у Джордона о здоровье деда.
— Живет, — пожал плечами Нибиш.
Когда лакей ушел, Доминак заметил, кивнув на двери:
— Ваш дед много старше, но руки у него проворней.
— Да. Но и этому девяносто. — Помолчав, Нибиш пояснил: — Дальний родственник. Из бедных… Я стал недоверчив после того, как пробрался сюда Гуго. Я разогнал всю прислугу и взял надежных… Но пора заняться серьезным разговором.
Разговор был действительно на серьезную тему и такую неожиданную, что Доминак не знал, что и думать, и долго не мог сказать ни слова.
Джордон Нибиш хотел иметь аппарат профессора Галактионова, лучше всего вместе с профессором, которому он может дать огромные деньги. Джордон вложил немало средств и усилий, чтобы газеты в конце концов замолчали об опытах Галактионова: пусть у людей создается впечатление, что это все выдумка, не имеющая за собой ничего реального. Правда, Нибишу выгодны слезливые статьи, оплакивавшие его здоровье, энергию, предприимчивость, будто бы парализованные ожиданием мести за Гуго. Но пусть лучше считают, что история с Гуго — это тоже выдумка газет.
Тем не менее Нибишу хочется казаться нездоровым. Он не появляется в правительственной экономической комиссии, выезжает только в церковь.
Все это делается для того, чтобы отвлечь внимание бизнесменов от Галактионова, отстранить конкурентовпредпринимателей и легче завладеть аппаратом и секретом опытов Галактионова. Нибиш безусловно доверяет во всем почтенному Себастьяну Доминаку, как давнему другу семьи, надеется на его содействие, за что не останется в долгу.
Профессору Доминаку надо продолжать свою работу в институте, больше того — помириться с профессором Галактионовым, склонить его продать свое открытие и пойти на службу к Нибишу. А если русский профессор не согласится на это, предпринять иные шаги для овладения его секретом…
Нибиш говорил спокойным деловым тоном: у него заранее все было обдумано.
— Вы хотите воскрешать мертвецов? — спросил изумленный Доминак.
— Да. Но не таких, как Гуго и эта несчастная Зильтон. Я буду иметь дело с мертвецами, у которых есть очень состоятельные родители или родственники.
Опустив голову, Доминак долго сидел в задумчивости. Нибиш спросил:
— Вы согласны?
— Не могу… согласиться, — тихо проговорил Доминак. — Это против веры, моего мировоззрения.
Нибиш усмехнулся:
— Аббат Рабелиус отпустит грехи.
— Что заставляет вас совершать этот грех? — поднял голову Доминак.
— Миллионы, которые я получу. Как видите, у меня чисто деловые соображения, а они не противоречат церкви, она благословляет бизнес. А до борьбы мировозрений мне нет дела.
— Но вы хотите, чтобы я…
— Да, — прервал его Нибиш, — тоже из чисто деловых соображений. Вы получите назначенную вами сумму.
«Он примирил духовный и светский порядок…» — вспомнил Доминак слова Рабелиуса о Фоме Аквинском и не мог найти возражений Нибишу.
— Я реалист, — продолжал тот, раскуривая сигару. — Все равно открытие Галактионова рано или поздно получит ход. Так не лучше ли нам с вами пустить его в дело. Но я и благочестивый католик. Вы думаете, зачем я, миллионер Нибиш, ездил сегодня к аббату Рабелиусу? Я мог бы пригласить сюда десять аббатов, и они выслушали бы меня здесь. Но в данном случае я счел нужным поехать сам, смирив гордость.