Но кто тогда вскрыл комнату и похитил бесценные имплантаты? Сделано было это почти без следов. Он знал про дверь и ее защиту, с ней неизвестный разобрался мастерски.
— А почему, собственно, неизвестный? — пришло озарение к мессиру Ремму.
Если предположить, что это сделал скотина Правн, то мозаика складывается.
Правн знал о тайной комнате и знал, что там что-то очень ценное. Он знал и о тайнике в столе, открыл комнату. Будучи весьма опытным, был осторожен. Не попал под выстрелы. Разрядил ловушку с газом, забрал контейнеры. Следы от дротиков закрыл шкафом. Зная, что подозрение падет на него в первую очередь, решил скрыться. Но перед этим захотел усилить свою мощь. Как? Вызвать демона и за жертву получить Камень Силы. Но сам не рассчитал своих сил и погиб.
И где теперь скрывается этот монстр с нашими артефактами?
Придурок Правн! На что он надеялся? Что ковен его не найдет? Это надо быть совсем безмозглым.
— А Правн таким не был. Значит, у него был рабочий план. Какой?
Только один. На него вышли конкуренты и предложили ему больше, чем мы. Вот он и повелся. «Логично? — спросил Ремм сам себя. — Логично», — сам и согласился. Теперь Ремму предстояло решить две проблемы — найти одержимого и вычислить конкурентов. Задачи определены, и он стал составлять план…
Королевство Вангор. Провинция Азанар.
Окрестности постоялого двора Руха
— Дядя Хряк! Дядя Хряк! — орал Вихор во всю глотку и стучал в ворота босыми ногами. — Ну, дядя Хряк, выйдите. Очень надо, — надрывался он.
Этот вопль поднял бы и мертвого из могилы и заставил убежать — настолько противно верещал малец.
— Убью стервеца, — раздалось рычание за воротами.
Калитка открылась, и из двора вылетел злой бородатый мужик с поленом в руках.
— Убью, холера, — сквозь зубы прокричал мужик и запустил поленом в отбежавшего парнишку.
Но, видно, это было не первый раз, тот ловко увернулся и заорал:
— Там молодой барин коней хочет продать. Кони хорошие. Так я сразу к вам, дядя Хряк, а то хозяин проснется и перекупит их.
— Хорошие, говоришь? — уже спокойно повторил лошадник. — А кто продает?
— Ну, тот молодой тан. Вы его вчера видели. Он уехал лигирийских коней смотреть.
— А теперь че, вернулся и хочет своих коней продать?
— Ну да, — покивал Вихор.
— Где он щас? — почесав живот, заинтересованно спросил Хряк.
— Он вас на постоялом дворе внизу ждет. Вы только побыстрее.
— Иду уже, иду. Деньги только возьму.
Лошадник вошел в зал, где обедал молодой тан, и вспомнил, как вчера тот, бедно одетый, вел себя очень глупо и повелся на лигирийских жеребцов. Да ему за всю жизнь не заработать столько, сколько стоят лигирийские иноходцы.
А сегодня он сидит в общем зале и уминает простую крестьянскую еду с огромным аппетитом. Хряк почувствовал наживу. Коли его даже подавальщицы не почитают и не пустили в отдельный зал, то нечего с этим молокососом церемониться. Он подошел и тяжело рухнул на скамейку. Посмотрел в удивленные глаза тана и спросил:
— Че уставился? Будешь продавать коней или нет?
Я уплетал яичницу с зеленью, закусывал пирожком и был почти счастлив. Хлопнула входная дверь, кто-то вошел. Но я не обратил на него внимания — наслаждался простой сытной пищей. У меня на столе был весь ассортимент, оглашенный моей официанткой. Грибочки, пирожки, заливная рыба без костей, она божественно таяла во рту. Нежнейшая ветчина, чей-то копченый язык, надеюсь, не жены хозяина трактира, тайно расчлененной за неверность. И все это я поедал, испытывая огромное удовольствие. Так вкусно я не едал ни до воскрешения, ни после.
Мой праздник живота разрушил бородач с огромным животом, который с громким шумом приземлился на скамью за моим столом. Я с удивлением посмотрел на него и услышал его слова:
— Че уставился? Будешь продавать коней или нет?
Сказать, что я был взбешен, — значит не описать и десятой части той бури чувств, которые я испытывал, глядя на глумливо улыбающегося бородача. Я поудобнее перехватил вилку, чтобы воткнуть ее в наглый глаз этого урода и стереть с его лица отвратительную улыбку. Но тут же мой гормональный баланс пришел в норму.
«Ну все, мужик, ты попал», — со все возрастающим интересом разглядывая сидящего толстопуза напротив, весело подумал я. Отложил вилку, заговорщицки оглянулся и поманил его пальцем.
— Чаво? — шепотом доверчиво спросил мужик, привстав, и приблизив ко мне свою бородатую морду.
Мне было уже все равно. Кто-то должен был ответить за мое позорное копошение на полу и униженное самолюбие. Я почувствовал, что теряю берега осторожности и здравого смысла, которыми обладал Витька Глухов. Теперь я был нехеец — жесткий и неукротимый. И это состояние начинало мне нравиться.
— А вот «чаво» — мы сейчас и узнаем, — передразнил я его, ухватив левой рукой всклоченную бороду, а потом прижал ее к столу.
— Э… э, ты чего делаешь? — заволновался пузан. — Ну-ка отпусти. Хватит баловать, тебе говорю.
Он попытался вырваться и разжать мою руку. Но я чуточку направил в нее энергии, а потом с интересом наблюдал за его потугами вырваться.
Уйти от меня он мог только без бороды. Толстяк никак не ожидал такой силы от худого подростка. Как он ни бился, даже моей руки не мог оторвать от стола. А когда увидел, что я достал кинжал, он обмочился и тихо завыл.
— Вот скажи мне, — спросил я его очень добрым голосом, — зачем тебе голова, если ты не можешь ею пользоваться? Давай я ее отрежу. Поверь, тебе будет легче жить. Ты веришь мне? — ласково спросил.
— Верю, барин! Истинно верю! — заблажил мужик, уже мало понимая, что я ему говорю.
— Ну вот сейчас и проверим. Ты не дергайся, хорошо?
— Не надо, ваша милость. Ради детишек прошу, не надо, — рыдал он. — Предками вас заклинаю. Всю жизнь за вас молиться буду, — причитал бородач.
— Ну хорошо, — согласился я, отпуская бороду.
Он сел на лавку, не веря своему счастью. Прекрасно, клиент дозрел. И я спросил:
— Ты хотел коней купить, уважаемый?
— Нет, нет, ваша милость, — стал отказываться лошадник от торга.
— Нет? — Тон мой мог заморозить море.
— То есть да, барин, — быстро закивал он.
Зал потихоньку заполнялся, и посетители с интересом прислушивались к нашей задушевной беседе.
— Вот же, — весело сказал я, — можешь, когда хочешь.
— Да, барин, могу, — кивал он. — А чего могу, ваша милость? — Он не знал уже, что говорить.
— Как чего? Головой качать. Ты, наверно, Хряк-лошадник?
— Так и есть, ваша милость. Хряк-лошадник.
— Ну вот и славно. Две лошади, два седла — твои, цена — двадцать золотых корон за лошадей и по два золотых за каждую сбрую. Всего с тебя двадцать четыре золотых.
Услышав запрошенную цену, посетители широко раскрыли рты. Красная цена нашим лошадкам — восемь золотых. Еще по десять серебрушек за сбрую. Память паренька полностью заняла свое место и стала моей. А моя память, вместе с тоской и горечью, уходила куда-то вглубь и растворялась на каких-то слоях сознания. Зато проявились гены наших общих с Ирридаром предков-купцов. Которые не упускали возможности содрать три шкуры с любого, коли позволяли обстоятельства.
— Деньги принес? — повысив голос, властно спросил я.