Она встала у дальней стены и взглянула на часы. Десять тридцать пять. Она подождет до десяти сорока и ни минутой дольше. Она и так потратила слишком много времени на этот глупый поход.
Вскоре к стойке приема подошла другая медсестра. Она что-то прошептала первой, которая испуганно подняла глаза и указала на Мириэль.
– Миссис Марвин, – позвала вторая медсестра, на лице которой было то же тревожное выражение, что и у доктора Кэрролла после осмотра ее руки. – Следуйте за мной, пожалуйста.
Она провела Мириэль по длинному коридору в заднюю часть здания, поднялась на три лестничных пролета и вошла в маленькую комнату с односпальной кроватью.
– Подождите здесь.
Она наполнила таз жидкостью и поставила его на шаткий металлический столик за дверью. Резкий запах ударил Мириэль в нос с другого конца комнаты.
– Что это, черт возьми, такое?
– Дезинфицирующее средство.
Вскоре после этого появился доктор Салливан и осмотрел ее руку, мельком взглянув на ожог, прежде чем сосредоточиться на тыльной стороне большого пальца.
– Как давно у вас это поражение? – поинтересовался он.
Поражение?! Мириэль вздрогнула от того, насколько отвратительно звучало это слово. Это вообще не было поражением, просто светлое пятнышко на коже.
Последовали новые вопросы. Появилось оно постепенно или внезапно? Заметила ли она другие подобные очаги на своем теле? Он велел ей раздеться и обошел вокруг. Она привыкла к тому, что мужчины смотрят на нее, но не на раздетую и не таким образом – губы поджаты, а глаза прищурены, как будто она была досадной словесной головоломкой в Saturday Evening Post[2]. Поднимите правую руку. Поднимите левую руку. Сядьте. Вытяните ноги.
Она подчинялась, пока он не крикнул медсестре, чтобы та принесла скальпель и предметные стекла.
– Довольно! – Она потянулась за чулками и сорочкой. – Интересно, что вы собираетесь делать?
– Не одевайтесь! У вас есть и другие очаги. Один на спине, два на медиальной стороне бедра, один на вашей… э-э… derrière[3]. Мне нужны образцы для исследования под микроскопом.
Она вытянула шею, чтобы рассмотреть поврежденные места.
– Вы уверены, что это не просто плохое кровообращение?
– Стойте спокойно, – проговорил он вместо ответа. Врач провел скальпелем по небольшому светлому участку неправильной формы на коже ее бедра.
Мириэль ничего не почувствовала. Ни боли, ни дискомфорта. Даже ощущения щекотки. Если бы она не наблюдала, то вообще не заметила бы, что по ее телу водили лезвием. Салливан размазал взятые образцы по предметному стеклу, затем перешел к следующему месту.
– Это рак?
– Я бы предпочел не строить догадок. Но вам придется остаться здесь, пока мы не поставим окончательный диагноз.
– В больнице?
– Да, здесь, в изоляторе.
– Это невозможно. У меня дети. Десятимесячный ребенок, у которого режутся зубки.
Он передал стекла медсестре, затем закатал рукава рубашки и вымыл ладони и предплечья в тазу с дезинфицирующим средством, стоящим у двери.
– Для них будет лучше, если вы останетесь здесь.
Затем он закрыл дверь, заперев Мириэль внутри.
Утро сменилось днем, а день – вечером. От жажды во рту Мириэль было липко. Виски́ снова запульсировали. Дома она бы, по крайней мере, лежала на более мягкой кровати. Занавески заслоняли бы свет. А звук фонографа заглушал бы нежелательный шум. Она закрыла глаза, и гул, доносившийся из нижних палат, превратился в суету кухарки на кухне, голос ее дочери, возвращающейся из школы, лепет малышки в детской.
Мириэль встала с бугристой больничной койки и дернула дверную ручку. Затем постучала и позвала медсестру. Как, должно быть, волнуется Чарли! Пожалуй, доктор Кэрролл позвонил, чтобы успокоить его. Если повезет, Мириэль вернется домой как раз в тот момент, когда повар закончит готовить ужин. Она найдет Чарли в гостиной с бокалом в руке, отдыхающего после очередного долгого дня переговоров с мистером Шульбергом, чтобы тот снял его в другой картине, а девочки уже будут спать в своих постелях. Конечно, Чарли будет милым и приготовит ей выпить. Светлый лед, густая темная жидкость.
Но небо за маленьким немытым больничным окном потемнело, а доктор все не возвращался. Крики чаек затихли. Пальмы и эвкалипты из зеленых превратились в синевато-фиолетовые, а затем в черные. Далекий указатель hollywoodland превратился в тень на фоне исчезающих холмов. Она попыталась открыть окно, чтобы избавиться от спертого воздуха в комнате, но створка была заколочена гвоздями.