Сквозь щели в облицовке пробивался слабый свет. Через минуту или две ее глаза привыкли к полумраку. Чемодан под ней оказался ее собственным, а остальная часть ее багажа располагалась рядом. Скрежещущий звук исходил от мужчины, лежащего на койке у дальней стены. Каждый его вдох казался борьбой. Медсестра примостилась рядом с ним на низком трехногом табурете – единственном подходящем предмете мебели во всем товарном вагоне. Мексиканец расположился на полу в дальнем углу, а женщина, на которую Мириэль наткнулась, устроилась поверх своего потрепанного саквояжа. Она выглядела старше Мириэль, хотя и ненамного, коренастая, с одутловатым лицом и платком на голове. Ее руки были покрыты пятнами. Не бледными и безобидными, как у большого пальца Мириэль, а чешуйчатыми и выпуклыми, словно это комки красной глины высохли на ее коже и покрылись коркой.
Хотя ни у кого не отсутствовали конечности и ногти не отрывались от плоти, как в Бен-Гуре, Мириэль не могла не содрогнуться. Она достала из сумочки носовой платок и вытерла рукав и носок туфли, прежде чем бросить его на землю. Встретив взгляд мексиканца, она опустила глаза, и сосредоточилась на лабиринте деревянных половиц.
Поезд мчался, и Мириэль чувствовала, что у нее внутри все разрывается, словно только часть ее забралась в товарный вагон, а оставшаяся прочно обосновалась в Лос-Анджелесе. Несколько недель, и она снова будет дома, напомнила она себе. Девочки вряд ли будут скучать. Она сложила руки. Те все еще немного дрожали из-за желания выпить, но худшее было позади. Вернувшись домой, возможно, она будет поменьше налегать на спиртное.
Поезд остановился ближе к вечеру, и дверь товарного вагона открылась. Мириэль прищурилась и прикрыла глаза, застигнутая внезапным натиском света. У нее болел зад, а шея затекла оттого, что она сидела, отвернувшись от остальных. Ей захотелось пописать, и ее желудок скрутило от голода.
– У вас есть пятнадцать минут, – раздался снаружи грубый голос. – Выходите и займитесь своими делами.
Мексиканец спрыгнул вниз и потянулся. Женщина и медсестра спустились следом, и Мириэль последовала за ними. Ее ноги проваливались в землю и в туфли попал песок.
Несколько отдельно стоящих вагонов были разбросаны по двору. За ними пустыня: жесткая полынь, высокие сагуаро[7] и далекие горы. Она направилась к станции, скатная крыша которой виднелась над поездом. ЮМА, оповещала табличка. Даже отсюда, от хвоста поезда, она слышала суету на платформе – торопливый топот ног и перетаскивание багажа, веселые приветствия и сдавленные прощания.
Не успела она сделать и нескольких тяжелых шагов за пределы товарного вагона, как медсестра остановила ее.
– Не уходите сейчас слишком далеко.
– Я просто добегу в вагон-ресторан. Я вернусь в мгновение ока.
– Боюсь, что проход в эту зону вам запрещен. Ваш ужин прямо здесь. – Медсестра протянула тарелку с фасолью и ломтик хлеба.
Мириэль, конечно, не предполагала увидеть икру, но это было хуже даже самых скромных ожиданий.
– Не говорите ерунды. У меня даже вилки нет.
– Вот для этого и нужен хлеб.
Она отмахнулась от тарелки.
– Но кроме ужина, мне нужно в дамскую комнату.
Однако, по словам медсестры, им – прокаженным – также не разрешалось заходить в общественные туалеты. Она указала на стоявший недалеко отцепленный товарный вагон и предложила Мириэль облегчиться за ним.
Мириэль уставилась на нее, разинув рот. Конечно же, это шутка, и она не предлагает ей пописать вот так нецивилизованно, на открытом месте. В конце концов, они не животные. Но лицо медсестры оставалось непроницаемым.
Тоскливый взгляд на станцию – и Мириэль потопала к отцепленному вагону. Когда мочевой пузырь вот-вот лопнет, нет особого выбора, кроме как задрать платье и присесть на корточки за ржавыми колесами. По дороге домой она настоит на отдельном спальном месте. Это произойдет, как только врачи в Marine Hospital[8] выяснят, что у нее нет проказы, и весь этот ужасный бардак закончится.
Когда до отправления оставалось несколько минут, она подошла к последнему ряду рельсов. В ее туфли засыпалось еще больше песка. Репейник, вцепившийся в чулок, кололся сквозь шелк. Но после всех этих дней, проведенных сначала взаперти в грязной больничной палате, а затем в душном товарном вагоне, было приятно ощущать солнечное тепло, согревающее кожу. Небо над головой было голубым, как коктейльное кольцо с топазом, которое Чарли подарил ей на их третью годовщину. За кактусами и полынью вдалеке появилась полоса пыли, слившаяся с тускло-коричневым горизонтом. Это был мужчина? Он убегал?!
7
Монотипный род кактусов. Растение размером с дерево, произрастающее в Мексике, Калифорнии и Аризоне.