- Северус, ты устал? – с надеждой поинтересовалась я, увидев, что ребёнок присел на обочину дороги.
- Ууа, - он посмотрел на меня, пошевелил губами, потом высунул язык и старательно произнёс: - Да.
Ура!
Я подхватила его на руки, посадила себе на шею и поспешила домой.
***
Вторая половина дня преподнесла мне подарок. Когда около четырёх Северус проснулся, я вспомнила, что до сих пор не обследовала двор. К дому прилегал достаточно обширный участок земли, по периметру обсаженный туями, а в самом дальнем углу виднелся несколько кособокий сарай. Когда мы с Северусом с трудом открыли приледеневшую дверь, то среди немногочисленного рабочего инструмента и всевозможного хлама я обнаружила… метлу! Она вполне успешно маскировалась под обычную, которой метут дворы, но уж отличать магические артефакты от инвентаря дворников я ещё не разучилась. На таких мётлах английские маги могли летать на достаточно большие расстояния. Русские маги предпочитали ступы, но и мётлы использовали, так что в мою бытность Еланью из рода Святогор мне доводилось рассекать на них. К тому же вон рядышком лежит снятое с неё седло. Я приладила седло к метле, вытащила её из сарая и осторожно пролетела по двору в метре от земли – подниматься выше не хотела из-за риска, что меня могут увидеть соседи, и убеждай их потом, что это у них белая горячка. Метла слушалась прекрасно, и я заподозрила, что это не просто средство передвижения, а инвентарь для игры в квиддич – есть такая национальная игра в магической Англии. В России квиддич не прижился, у нас хватало своих забав, но мне знакомые болгары-квиддичисты как-то рассказывали, что если на обычную метлу для полётов накладывается всего два заклинания – левитации и движения, то на квиддичную – за три десятка, и скорость и маневренность у неё в разы выше. Кажется, они называли мне скорость в сто пятьдесят километров в час как максимальную для такой метлы. Если это так, то это шикарно, дорога до Бирмингема займёт меньше часа. Но даже если её скорость окажется пятьдесят километров в час, то тоже хорошо – до Бирмингема два часа, но я не привязана к расписанию автобусов. Смастерить второе седло спереди для Северуса, тёплая одежда, заклинания купола, чтобы не дуло, и отвода глаз – и в путь.
И у метлы было ещё одно огромное преимущество – она магическая. Сидя на ней, можно увидеть магический квартал. И не придётся прочёсывать весь Бирмингем.
Сегодня лететь куда-нибудь было уже поздно – через два часа стемнеет, а вот завтра мы и устроим экскурсию в центр графства. А сегодня можно уже и ужин идти готовить. И пока не пришёл с работы Тобиас, поискать огнестрельное оружие.
***
До прихода супруга я успела обыскать только его спальню: перетрясла содержимое шкафа и дивана, письменный стол, прощупала обивку кресел, матрас, осмотрела каждый квадратный сантиметр пола и простучала стены. Впечатлилась армией пустых бутылок из-под виски, стойким запахом винных паров и табачного дыма, но намёков на наличие оружия или тайника не нашла. Северус в комнату заходить категорически отказался, стоял у входа бледный до желтизны, но внимательно наблюдал за мной и не уходил. В спальне супруга, относительно грязной по сравнению с остальным домом, было тяжело и неприятно и мне. Словно бы давило что-то, угнетало, накатывала тоска, не хватало воздуха. Несколько раз мне приходилось выходить на крыльцо, чтобы подышать свежим воздухом. Неужели запах спиртного так действует на Эйлин?
Тобиас пришёл с работы, когда я тушила на ужин овощи. Он вошёл на кухню, явно злой и вроде бы в подпитии, посмотрел на меня, затем на напрягшегося Северуса, подошёл к плите, снял крышку кастрюли, посмотрел на её содержимое, а затем резко смахнул её с плиты. Кастрюля с грохотом покатилась по полу, горячие полусырые капуста и морковка в томатном соусе забрызгали стены, холодильник и тумбу. Я, ни слова не говоря, сделала собирающее движение руками и вызвала невербальное заклинание очищения. Овощи частично собрались в один комок, я лёгким пассом отправила его в помойное ведро. Применить экскуро второй раз я не успела – Тобиас с налившимися кровью глазами ринулся на меня. Поднырнуть ему под руку и кулаком резко, на встречном движении дать ему в кадык заняло едва ли две секунды. Ноги его по инерции улетели вперёд, сам он спиной рухнул на пол, приложился об него затылком и затих.
Убила или нет? Таким ударом убить – раз плюнуть. Я присела рядом с ним и пощупала пульс на сонной артерии. Облегчённо перевела дыхание – жив. Нет, мне не было жаль его, меня не мучила моральная сторона убийства – мне приходилось убивать, и убить равного по силе противника в бою, защищая свою жизнь и жизнь ребёнка – это не то же самое, что убить слабого и невинного. Я не боялась правосудия – любой легилимент подтвердит, что это было исключительно актом самозащиты, а маггловскую полицию можно и запутать. Но мне не хотелось сейчас в придачу к клейму Отсечённой получить ещё и клеймо убийцы в магическом браке. Да, в магическом браке непреднамеренное убийство не так отдаётся, как умышленное, но, тем не менее, отдача может быть весьма болезненной.
Я ещё раз глубоко вздохнула и вскочила с пола, чуть не опрокинув прижавшегося ко мне Северуса.
- Бегом, - крикнула я ему, - в лабораторию.
- Ип, - уверенно подтвердил он, помчался вперёд меня, а когда я зажгла магический огонёк, сам схватил с полки флакон со снотворным зельем, которое мы и влили Тобиасу в рот. Я потратилась на заклинание диагностики, нашла сотрясение мозга и ничего больше. Вот и прекрасно, пусть спит. Своей выходкой он дал мне возможность сегодня поработать в лаборатории.
Левикорпус упорно не получался. Я попробовала его на стуле, потом на холодильнике, на Северусе и самой себе. Тяжело, но работает. А на Тобиаса не действует, поэтому пришлось волочь его на второй этаж в его спальню волоком. Там я его уложила на диван, стянув с него ботинки, накрыла одеялом и вернулась на кухню убирать остатки овощей и смотреть, что можно приготовить ребёнку на скорую руку. На скорую руку нашлись яйца, молоко и мука, и через десять минут мы уже ели горячий омлет. Ложиться спать было ещё рано, поэтому мы взяли карандаши – к моему удивлению в детской нашлось шесть штук цветных карандашей и стопка тонкой жёлтоватой бумаги – и весь вечер рисовали всякие домики, деревья и машинки. Рисовал Северус, к моему удивлению, неплохо для своего возраста, с моих картинок срисовывал верно. Нехорошо было то, что он отдавал предпочтение чёрному и коричневому цветам, даже листья деревьев раскрасил в коричневый, сильно нажимал на карандаш и штриховал. Когда же я попросила его нарисовать его семью, то он изобразил меня на весь лист, раскрасил в жёлтый цвет, себя пририсовал рядышком крохотного, с огромными глазами, коричневого, а Тобиаса нарисовал в углу чёрным, а затем отделил его от нас толстой линией, которую для гарантии прочертил несколько раз, но, видно, его и это не удовлетворило, поэтому он заштриховал его чёрным карандашом. Что ж, ожидаемо. Мать занимает в его жизни самое важное место, «луч света в тёмном царстве», но сам себя он воспринимает незначительным, ненужным, этаким камешком в ботинке. Отец… Про отца можно не говорить, раз он отделён от остальной семьи линией да ещё и замазан. Рисунок тревожного, одинокого ребёнка. Но по части психиатрии, вроде бы, всё в порядке, а остальное со временем вылечится.
Сегодня Северус сам пошёл к моей спальне, а не к детской, опасливо посмотрел на меня, а когда я кивнула, просиял и побежал ложиться спать.
Когда я рассказала ему очередную сказку, на этот раз «Теремок», и зажгла магический огонёк, я сказала ему:
- Сынок, я сейчас спущусь в лабораторию, мне нужно приготовить зелье. Я буду там долго. Если я тебе понадоблюсь, или папа, - мы с ним одновременно поморщились при этом слове, - проснётся, беги ко мне. Понимаешь?