Тогда она еще подумала, что хорошо бы ей иметь такого же здорового крикливого малыша, и именно от него, Василия Андриановича, и ужаснулась этой мысли. А потом долго помнила, как Василий Андрианович смотрел на нее восхищенными глазами, когда она принимала роды и командовала, и как он, провожая, вдруг обнял ее за плечи.
Ее оскорбила тогда эта неуклюжая мужская благодарность. Уж лучше бы он ее не обнял, а сказал бы «спасибо», как говорят другие в других домах. Она тогда покраснела и сбросила руки его со своих плеч. А потом втайне про себя жалела, что так грубо поступила.
Поодаль от них, скучая, облокотившись небрежно на перила, стоит спиной к реке Лопатин и курит махорку. Он то и дело поворачивается и смотрит на Ульяну и хочет услышать, о чем она говорит с Василием Андриановичем.
— Мужчина, если выпьет — идет к женщине. Нехорошо так. Трезвый приходи. Или по делу, или в гости. Вот тогда и говорить будем.
Ульяна покачивает в такт словам своей большой головой, с тугими черными косами, уложенными сзади в тяжелый узел.
— Справедливо говоришь. Но как не выпить?! Вернулся вчера со сплава, утром пришел сосед, ну вот и выпили в воскресный-то день!
— Нашел оправдание! Сегодня воскресный день, завтра праздник какой-нибудь, а потом и просто так — за милую душу. Был человек, а глядишь — и докатился до ручки.
Отец удивлен гневной интонацией в голосе Ульяны. Ему неловко. Он слушает Ульяну, не понимая, к чему она ведет разговор.
— Так и знай: замуж не пойду за тебя, если пить будешь, не думай! Не сладко нашему брату — женщине приходится, если муж — пьяница. А у тебя дети… Сам пойми: ну что хорошего в водке-то? Здоровье только портить, да от людей стыд. Эх!
Ему неудобно, он чувствует в словах женщины правду: «Действительно, напились… Нехорошо!»
Василию нравится строгость Ульяны, стесняясь, он смотрит ей в лицо, видит в глазах усмешку. Чувствуя плечом упругую, горячую, сжатую в локте руку Ульяны, он не решается отодвинуться.
— Ты пришел со своим другом в мой дом, а друг-то твой чуть тепленький, как говорится. Песни начал петь…
— Петь он любит, — вздыхает Василий.
— Соседи ведь смотрели на вас. Что потом обо мне говорить будут?! Ай-ай-ай!
— Ну, пойдем ко мне в дом, в гости. А соседи… пусть говорят. Не смотри ты на них.
Ульяна молчит, отодвигается, смотрит прямо в глаза, строгая, красивая.
— Что мы там будем делать?
— Ну… поговорим, как и что…
— Говори здесь… Не пойду сейчас, сегодня.
— Можно и здесь, — соглашается Василий.
Большой, угловатый, он вынимает руки из карманов.
— Хотел я, чтоб и ты посмотрела мой дом, как и что… как я живу, на детей взглянула бы…
«Ну что ж… Пойду сегодня. Посмотрю. Ведь пока просто так — в гости! А потом надо решать. Василий Андрианович — человек самостоятельный, хороший, серьезный. Ведь я любила его… А вот как примут меня дети?» — подумала Ульяна и вдруг прониклась нежностью к этому смирному, бородатому человеку, так неумело приглашающему ее в гости к себе в дом, к своим детям. Ей льстило, что Василий Андрианович приглашает в гости именно ее, а не кого-нибудь… Разве мало женщин в городе! Она почувствовала к нему какое-то особое доверие и товарищеское уважение.
Их шумный, пьяный приход с Лопатиным к ней, приглашение в гости и все это сватовство на мосту показалось Ульяне обычным, а необычным то, что они вот сейчас все трое стоят на мосту и молчат, ожидая ее решения, что решение это — серьезно, на всю жизнь. Сначала Ульяна пойдет к нему в гости, в дом, к его детям, а потом уже не в гости, а хозяйкой, матерью, женой, другом… Стало радостно от мысли, что теперь у нее будет все сразу: и муж, и семья, и дом, в котором они будут жить все вместе.
Мимо прошла и поздоровалась жена Лопатина, злая и дородная женщина, в коротком, узком для ее фигуры, ситцевом платье, припадая на стоптанные каблуки старых, наверное еще со свадьбы, туфель.
Василий и Ульяна замолчали и повернулись к реке, — они услышали грудной, тяжелый шепот, обращенный к Лопатину:
— Чего ты здесь, а? Или дома дела нет? За бабами ударился, а?
— Ну чего ты, Нюша, право. Какие нонче бабы… Да тише ты, не дома ведь! — отмахивался Лопатин от жены, застегивающей на нем пиджак. — Глупая… Вот Василия Андриановича сватаю.
— Вижу, вижу. Знаю! Стоишь, старый черт, глазки строишь, — ткнула она мужа в бок. Лопатин крякнул и приблизился к жене, смеясь, растянул: — Сва-та-ю! — и обнял жену за плечи. — Не видишь, что ли, ослепла совсем? Н-но! Тихо у меня. — Ласково произнес: — Нюша, пойдем домой. Пойдем…