Выбрать главу

— Эх, нашелся бы герой какой да фамилию бы тебе переменил!

— Ладно, дядя Прохор, успеется. Хватит об этом.

— Дело говорю. Я тебя, девка, не задаром ро́стил, в женщину справную вывел… обратно же, матерью кому-другому можешь стать… Вникай!

— Вам бы поговорить… Другие вон вникали — Дашка, например, сразу двойню родила! — расхохоталась Малина. Жених, свадьба, ребенок — сколько сразу счастья, все просто и все задаром. — Уж больно вам охота на свадьбе рядом посидеть!

— Тьфу, супротивница!

Прохор надолго замолчал, обиженный тем, что до племянницы никак не доходят его мудрые советы. Малина заторопилась. Из зеркала на нее посмотрела другая Малина, прищурила чуть дымчатые черные глаза, осмотрела украдкой блестевшие черные волосы с пробором над белым круглым лбом, пунцовые щеки с родинками у мягких губ, приподняла изломанные брови, тряхнула серьгами и закрыла косынкой загорелую крепкую шею.

«Счастливая», — позавидовала себе Малина и погрозила зеркалу пальцем.

— Ну, я на пашню…

Прохор не откликнулся, но как только Малина открыла дверь, он торопливо бросил ей вслед свой последний козырь:

— Вот Гришка по тебе обратно же сохнет.

— На здоровье!

Она вышла за плетень и зажмурилась: солнце ударило прямо в глаза; облако в небе растаяло, воздух стал горячей — близился полдень, и все вокруг потонуло в степной знойной дреме: и деревья, и двухэтажный белый дом совхозной конторы, и элеватор на краю холма, и тяжелые тополя над прудом, и дороги, убегающие лентами в степные желтые дали.

2

За совхозными овощными полями, за зеленым лесом кукурузы и подсолнуха, на дорогах не видно никого — будто безлюдье, только стадо коров спасалось от жары в тальниках на пойме речки Быстрянки.

«А вдруг я и впрямь никого не полюблю?» — испуганно подумала Малина, переходя деревянный мост, осторожно ступая по древним иссохшим бревнам, и жизнь вдруг представилась ей малой и донельзя обидной. Упоминание Прохора о Гришке ничуть не задело ее, хотя она в последнее время много думала о нем. Малина успокаивала себя тем, что пока ей ничего и никого не надо: она молода, пригожа собой, просто живет, работает. Правда, в ее возрасте подружки все повыходили замуж, но ничего. Конечно, и ей многие парни, кто в шутку, а кто и всерьез, говорили: «А что, как посватаю»… И сейчас ее почему-то немного обижало то, что Гришка никогда не говорил ей таких слов, хотя бы и в шутку. Парни же, которые говорили ей такое, тоже поженились, только вот Гришка держался пока, будто ждал какую-нибудь принцессу.

Она знала, что он недавно вернулся откуда-то из больших городов, где работал моряком торгового флота, изъездил чуть ли не весь шар земной, и даже где-то в городе Лондоне собственными глазами видел английскую королеву, и шутил среди трактористов: «Поеду свататься к королеве. Так, мол, и так. Вот я какой».

Но из торгового флота его за что-то выгнали, и он вернулся в степь к матери, сестрам и братьям. Конечно, до королевы ему еще далеко, но и среди здешних красавиц-степнячек он почему-то не ищет себе невесты.

Гришка иногда пьет, бродит с дружками по совхозу и громко поет морские песни, пропадает по воскресеньям в других деревнях, «Нет, он не по мне… такой…» — подумала Малина и решила, что уж без любви она никогда и ни за что не согласится выйти замуж, даже за генерала.

За прудом в оврагах горел ковыль. Розовое марево, качаясь над степью, закрыло расплывшееся солнце, слышались монотонный треск, хлопанье пламени; густой белый, цвета снега, дым, клубясь, расстилался, смешиваясь с седым ковылем, и плыл далеко-далеко к горизонту. Планетная степная даль мерцает от зноя, в палевом зареве пропадают высохшие белые ленты дорог, сомлевшие от духоты березовые колки, и только на всю степь раздаются треск огня и чуть громче далекое тарахтенье тракторов, поднимающих залежные земли на древних пустошах.

Малина шла босая, закрыв голову косынкой, ступая тяжелыми ногами по мягким и теплым ковылям, шла к горячему горизонту, туда, где под старыми березами стоят два полевых вагона: в них живут веселые парни-трактористы, которых она сытно кормит.

Конечно, тетя Настя, стряпуха, уже высыпала в котлы вкусную гречиху и, разрезав свиное сало ломтями, деловито опускает их в кипящее месиво. Конечно, первым подойдет к столу Гришка, потому что парень он здоровый и ест много, а еще и потому, что трактор его впереди всех, и землю он вскрывает первым.

В родниковом разливе стоят жбаны с квасом — охлаждаются, и Гришка опять-таки первым после обеда будет пить из ковша и насмешливо говорить: «Не квас, а скуловорот». А потом утрется рукавом, и заляжет в зеленой траве под березой в тени, и будет спать, пока не разбудят.