«Я не мог сделать круг, шёл ведь по ощущениям влево, а не право, уходил от света…», – закрыв на мгновение глаза, пошёл на второй круг, – «наверху меня поджидает больной маньяк-сатанист, снизу нескончаемый коридор, просто прекрасно», – сжимая левый кулак, продолжал осторожно шагать вперёд, внимательно всматриваясь во тьму, чтобы не пропустить в случае чего её неожиданных подарков…
На сердце, намертво вцепившись в плоть, поселился страх перед неизвестностью, но явный недоброжелатель сверху тоже не самая радостная вещь в жизни Горбунова, и мозг на ответ «куда идти» даже не рассматривал обратную, наверх, дорогу. Чавкающий звук давил на нервы, ровно, как и окружающая парня тьма, что, казалось, ожила, начав играть с Дмитрием в игру под названием «угадай, кто же стоит перед тобой, а кто позади?» и, заключалась она в том, чтобы вовремя обернуться и не дать пустоте коснуться спины своими леденящими душу костяными отростками, но, в это же время не пропустить появления неожиданных гостей впереди.
Постепенно, Дима начал привыкать к этой кромешной мгле подземного коридора, что наотрез отказывался возвращать глупца обратно на свет, к лестнице наверх. Теперь, здесь остался лишь он, и тьма с её детскими но, до ужаса неприятными играми разума. Случайные прикосновения прекратились, или, Горбунов просто научился вовремя оборачиваться назад, но жидкость под ногами и не думала исчезать, даже наоборот, она начала затекать в ботинки, и подниматься всё выше и выше, пока она не достигла своего пика у голеней. Перед глазами более не маячили пугающие душу образы, теперь, игры либо завершились, либо, только начались…
«Проклятье, когда же я наконец-таки выберусь из этой дыры?», – уже не боясь, спросил сам у себя в голос, после чего сделал шаг, предзнаменующий дальнейшее падение вниз…
Дмитрий даже не успел подать голос, как провалился в дыру под воняющую железом жидкость. Воздуха было катастрофически мало, прилипшая к телу одежда разрывалась, стоило телу парня лишь коснуться случайного торчащего камушка. Теперь, Горбунов бы с уверенностью ответил любому, кто спросит его, что же было самым страшным, жутким, пугающим до самих глубин души, событием, одним словом: коридор.
Поток красной жидкости, что было видно из-за света торчащих из потолка кристаллов, освещающих данную местность, вынес Диму на самый центр открытой местности, если это можно так назвать, пещеры, любезно принявшей нового, явно не первого гостя… Стоило ему только протереть глаза, как он сумел разглядеть в тусклом освещении целые горы костей и единственный проход далее. Идти по нему совершенно не хотелось, но особого выбора не было, либо остаться и умереть здесь, либо идти вперёд и, вероятно, умереть уже там. Только спешить Горбунов не собирался, а остановился на месте и задержал дыхание, прислушиваясь к окружающим его звукам, которые, на его сожаление, имели место быть. Шаги. Одинокие, тихие, скребущие по камню шаги были отчетливо слышны, и они приближались. Нужно было прятаться, но, как назло, вокруг был лишь серый камень и… кровавое озеро.
«Другого выбора у меня все-равно нет…», – ущипнув себя за руку, чтобы привести себя в более-менее здравое состояние, аккуратно прошёл к красному, небольшому кругу, и постепенно погрузился под алое озерце.
Глава 21: Я – Порождение твоих страхов.
Кто-то, скрепя когтями по камню, шёл в сторону кровавого озера, и Дмитрий слышал это. Сердце замерло, но каждый его удар отдавался гулким эхом в трясущемся разуме. Дима боялся, и действовал нерационально, уже во второй раз, выбирая неизвестностью вместо очевидного врага. Это его вторая ошибка, или второй верный выбор подряд? Кто знает, кто знает…
Молясь всем Богам и Демонам, парень зажал рот и нос руками, сдерживаясь до последнего, но он был отнюдь не амфибией, чтобы задерживать дыхание на длительные отрезки времени. Вынырнув обратно, Горбунов встретился лицом к лицу с Ним. Ничего более жуткого в своей жизни, даже страшнее, чем распятый труп в лачуге, Дима ранее не видел. Несимметричная голова; два впавших чёрных овала с тускло-алыми точками посередине; острые, кривые жёлтые зубы, торчащие наружу клыки сантиметров полтора в длину; длинные, грязные чёрные волосы и полностью отсутствующий нос – вот это была поистине жуткая картина. И это только лицо…
Двухметровое, худощавое тело склонилось над кровавым озером в желании зачерпнуть алой жидкости своими костлявыми до ужаса конечностями, нечеловеческие пальцы которых внушали чистый, первородный ужас и застыли возле вынырнувшей головы Дмитрия. Тяжелое дыхание обоих заполонило тусклую пещеру, на несколько секунд повисла напряжённая тишина, которая разрешилась тем, что тварь схватила Горбунова за голову двумя руками и вытащила его из озера.
«Стра-а-а-а-х, я чую его в твоём сердце, твоей проклятой душе. Ужас застыл в твоих глазах, что вскоре угаснут раз, и навсегда», – прошептало существо, с ненавистью во взгляде принялось осматривать Горбунова, – «жалкий, никчёмный и эгоистичный урод, наслаждающийся болью других, я вижу тебя насквозь, Дима, и знаю, что ты готов обоссаться прямо здесь и сейчас», – с явным наслаждением сдавил череп и, заставив тот трещать, кинул Дмитрия на холодный, мокрый камень, – «ты даже не сопротивляешься, уже готов отдать свою вонючую жизнь моим когтям и зубам, но нет, я не возьму её сейчас. Буду медленно, с ненавистью и отвращением истязать твою плоть и душу, а после отправлю прямо в Ад», – открыл свою бездонную пасть, проводя длинным червивым языком по шее Горбунова.
«М-молю тебя, не убивай, я ведь ничего не сделал», – навзрыд, заикаясь, молил Дима, но его судья был непреклонен.
«Настолько глуп, а как наивен, что аж блевать тянет, неужели ты так и не понял, что это не реальность?», – убрал свои жуткие конечности с лица парня, заглядывая тому прямо в глаза, – «но, это и не сон, не-е-ет, это твой самый жуткий кошмар, предсмертная агония твоего больного мозга, а я – это твои самые потаённые страхи… прекрасно ведь, скажи? А сколько смысла в каждом из моих слов, только говори, что не улавливаешь?», – разочарованно проговорила тварь, полоснув когтями по груди, – «мне тошно быть порождением твоих страхов, ничтожество. Утоплю тебя в крови, что ты пролил зазря, а потом вскрою тебе брюхо и намотаю твои кишки себе на шее, на манер шарфа, а, как тебе? В тело же, подселю сотни самых уродливых паразитов, что будут вечность жрать твою поганую плоть, не давая твоей душе отойти в мир иной, кроме Ада, разумеется», – тварь сорвала разорванную рубашку с тела Димы, методично проводя по оголённой тощей груди когтями, отчего на ней появлялись глубокие обильно кровоточащие раны.
«За что?», – продолжая рыдать, едва ли не воя из-за боли, спросил Горбунов у своего «Страха».
«За всё. За десятки тысяч невинных жизней, что ты сгубил; за Грехи, что носишь у себя под сердцем; за то, что бросил единственную нуждающуюся в тебе женщину с ребёнком. Как же она без тебя? Круглая сирота, выросшая в ужасных условиях, да ещё и с ребёнком в животе, и ты бросил её одну… ты подписал Ей смертный приговор своим уходом, выродок!», – зло прорычал монстр, – «гнусная, подлая и эгоистичная тварь, что не думает ни о ком, кроме себя. Только страхи, грехи и желания. Всё твоё. И ни капли любви в тебе нет, а значит, нет и во мне. Я твоё искажённое зеркальное отображение, Дима, и НА МЕСТЕ МОЕГО СЕРДЦА ЗИЯТ БЕЗДОННАЯ ДЫРА, ЧТО НАМНОГО ТЕМНЕЕ И ГЛУБЖЕ, ЧЕМ В МОЕЙ ПАСТИ!», – схватил Дмитрия за шею, сжимая ту с немалой силой, – «с самого твоего рождения, в тебе жил я, и наблюдал за тобою. Ты – мусор, который нужно сжечь, чтобы не загрязнять всю мультивселенную. Мне плевать, что с тобою угасну и я, плевать, что пропадут мои воспоминания о Ней, но ТЫ СДОХНЕШЬ И МНЕ ЭТОГО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО! Я ЗАГОНЮ ТЕБЯ НА САМЫЕ ГЛУБИНЫ АДА, НЕ ДАВ ТЕБЕ, И ВЗГЛЯНУТЬ НА НЕЁ ТЕНЬ!», – резко дёрнул руками в сторону, погружая трепыхающиеся тело в кровавое озеро. Конечности погрузились по самые локти, и намертво вцепились в шею Димы, забирая у того абсолютно все шансы на спасение. Всё, это был конец для него. Билет в один конец…