На самом деле, я не планирую войти в воду в скором времени, несмотря на тепло не по сезону. Я правда взволнованна начинать занятия, иметь расписание, учиться и писать работу. Это было так давно, что я волнуюсь — может, я забыла как это делается. Папа вздрагивает, когда фотографирует меня. Мне не нужна видеть, чтобы знать, на что это похоже: девушка с прямыми каштановыми волосами и бледной кожей стоит рядом со своей блестящей новой машиной, готовая начать следующую главу ее жизни. Но он протягивает камеру перед собой, чтобы показать мне фото. Я удивлена тем, что вижу — может быть, Фиона не просто была милой в тот день, когда сказала, что я выгляжу хорошо.
Фактически, может быть, я никогда не выглядела так хорошо. как сейчас — с машиной и доской для серфинга рядом со мной. Даже на фото я вижу, что мои глаза светятся из-за них, как всегда было у моих братьев.
По обе стороны от меня пустое место, которое мои братья заняли бы, если были бы здесь сегодня. Возможно, там всегда будет пустое место с обеих сторон от меня, место, где должны стоять мои братья. И теперь я знаю, что я буду жить с этим пустым местом каждый день, всю оставшуюся жизнь.
— О, — говорит папа, просунув руку в карман джинсов. — Чуть не забыл. Это пришло на твою почту.
Он протягивает конверт, адресованный мне. Ни обратного адреса, ни почтового штемпеля, как будто кто-то сунул его в наш почтовый ящик ночью, когда мы спали.
— Спасибо, — говорю я, забирая письмо у него и вскрывая. Я едва сдерживаю вдох, когда вижу, что внутри: фотография с двумя красавчиками — мальчики — высокие и мускулистые, они лениво обнимают друг друга, их доски для серфинга стоят в песке по обе стороны от них. У одного их них карие глаза в окольцованные в ярко-желтый цвет, как солнце, а у другого глаза — синий лед.
Надеюсь, папа не видит, что мои руки трясутся пока я запихиваю конверт и фото в сумку. Пожимаю плесами, как будто это ничего важного, но мое сердце бьется так сильно, что я удивлена, что отец этого не слышит.
Мама выходит из дома, неся бумажный пакет, Нана бежит трусцой рядом с ней.
— Немного закуски в дорогу, — говорит она, протягивая пакет.
— Вы знаете, есть миллион ресторанов между этим местом и Пало Альто? — говорю я, но тем не менее, беру мешок. Наклоняюсь, чтобы поцеловать Нану на прощание и прижимаюсь щекой к ее мягкой шерсти.
— Езжай осторожнее, — говорит мама, крепко меня обнимая. — И позвони нам в ту же минуту, как приедешь.
— Хорошо. Я обещаю.
Она предложила поехать со мной, но я отказалась. Я хочу совершить эту поездку в одиночестве, и теперь, когда картина заставляет чувствовать, как будто моя сумка весит сто фунтов , я знаю почему.
Отец обнимает меня, целуя меня в макушку как, когда я была еще маленьким ребенком. Я машу родителям в открытое окно, когда выезжаю со стоянки, тень доски для серфинга виднеется на полу у их ног.
Каждый раз, когда на светофоре между стеклянным домом и въездом на автостраду, загорается красный свет, я достаю фотографию из сумки и кручу ее в руках, глядя на нее, как будто если буду смотреть на нее достаточно долго, она раскроет ответы на все вопросы. Возможно, в ней какой-то секрет, какая-то записка в углу, скрытая за видом моря.
Но там — ничего. Ни намека, ни подсказки. Я даже не узнаю почерк на конверте. Это может быть любой из них — Джес, Пит, Белла, даже Хью или Мэтт — тот, кто отправил эту фотографию мне.
Пит и Джес такие юные на фото, долговязые подростки — должно быть, ее сделали, когда они вместе занимались серфингом, перед тем, как пыль или Белла, или у меня был шанс встать между ними. И еще, понятно, что Джес старше на два года; он выше Пита, шире его. Забавно, что я никогда не знала, сколько им обоим лет.
Я поворачиваю на контрольный пункт и еду до побережья. Следующий, еще один выезд, который я хорошо знаю. Тот, через который никто не ездит. Одна дорога ведет вверх над водой, где стоят два разрушенных дома на против друг друга. В день, когда я познакомилась с Питом, он рассказал мне о волнах, которые поднимаются до самых скал, разрушая несколько домов.
Шторм, который нарастал на Ведьмином дереве, мог послать разрушающие волны на пляж Кенсингтон, полить дом Пита соленой водой, смыв лестницу в скалах и вообще затопить весь пляж. Может быть, океан поглотил все мои воспоминания, после всего этого. Я могла бы изменить направление прямо сейчас, проверить в приложении на телефоне и узнать, куда движется дальше самая большая зыбь, где сегодня, завтра, на следующей неделе на Земле будут большие волны. Я могла бы развернуться и рвануть в аэропорт, купить билет, сдать свою доску — и исчезнуть. Это был наш план, когда все закончится: путешествовать по миру, вместе в погоне за волнами.
Но я качаю головой, оставив фотографию на коленях. Пит всегда говорил, что как только ты принял решение одолеть волну, ты не можешь передумать. Неважно какая большая или маленькая волна, если ты однажды сделал это, самый верный способ измениться — попытаться изменить направление вместо того, чтобы терпеть крушение. Сильно нажимаю на газ, ускоряясь на север, продолжив свой путь.
Фотография — это все что мне сейчас нужно. Доказательство того, что Кенсингтон был настоящим. Пит был настоящим. Белла была настоящей.
Джес был настоящим. В моем воображении, я вижу его, как прямо сейчас он на другой стороне мира, преодолевает волну за волной в таком чистом и холодном, как звездный свет океане. Задолго до знакомства со мной, Джес планировал гонять волны по всему миру — с Питом, не со мной. Он остался в Кенсингтоне, потому что ждал, когда Пит пойдет с ним.
Я помню все, точно и ясно.
Я помню Пита: как моя рука идеально подходила его, его всегда теплую кожу, как если бы он всегда купался в солнечных лучах.
Я помню его поцелуи и то, как он пробовал поцеловать меня, и россыпь веснушек на его носу, которые на оттенок темнее, чем веснушки, густо покрывающие его тело. Я помню, как он учил меня стоять на волне, — встав на доску за мной, и позволив мне летать.
Я помню Беллу: ее серые с голубым отливом глаза, ее белокурые волосы, развивающиеся на спине, когда она плыла по волне. Я помню рану на ее ноге, уродливую и красную, и помню, как Пит держал ее, когда она истекала кровью. Я помню, как она смотрела на меня, когда рассказывала правду о моих братьев — с сожалением, не только из-за того, что скрывала от меня правду, но еще потому, что не смогла их спасти.
И я помню Джеса: его запах, чувствовать его, его вкус, вес его тела надо мной, его сильные руки вокруг меня. Я никогда не встречала таких сильный как он, и не думаю, что когда-либо встречу.
Он был достаточно силен, чтобы вытащить меня из воды — каким-то образом, я оказалась на пляже, где меня нашли, даже если все что он делал — толкал меня по правому течению. Он был достаточно силен, чтобы спасти себя, спасти Пита, Беллу. Так или иначе, они вернулись на сушу. И так или иначе, кто-то хотел, чтобы я знала об этом.
Фотография кажется горячей на ноге. Я запихиваю ее обратно в конверт, сложив его глубоко внутри сумки и укрепляю хватку на руле. Когда я возьму его позже, я обнаружу несколько маленьких песчинок, сахарно-белую и желтую пыль, покоившихся на дне моей сумки. Теперь, я держу свой курс на север, как и планировала. Теперь, я буду жить своей жизнью, не зная точно, где могут быть мои друзья. Потому что теперь я знаю, что каждая минута, которую мы провели вместе — реальность.
Наша любовь была настоящей, и каждый день, когда у меня был шанс сказать “я тоже люблю тебя”. И этого достаточно.
Но, возможно, сделаю только одну остановку. Это пляжная погода, в конце концов, как сказал папа. Я практически чувствую вес доски на крыше над головой. И, как оказалось, у меня уже есть несколько уроков серфинга от эксперта.
Перестраиваюсь на другую сторону и направляюсь на побережье.
Всего несколько волн и затем я продолжу свой курс.
Пока.