Одно я знаю точно: я не уйду отсюда, пока не приручу волну.
— Вспомни, что делает тебя счастливой, — шепчет Пит.
Еще раз, я подтянулась на доску, чтобы лежать на животе. Вспомни, что делает тебя счастливой. Я закрываю глаза и думаю о Нане. Большие лапы Наны на коленях, мягкое место между ушами. Гигантский язык Наны дарит нежные поцелуи, и ее большие карие глаза всегда ждут, чтобы я пришла домой; она виляет хвостом каждый раз, когда заходишь в двери.
Родители взяли Нану для нас троих, но она сразу полюбила меня. Даже Джон и Майкл стали называть ее “Собака Венди”. Когда Нана была еще щенком, она всегда каталась по кафельному полу, как швабра; она должна была научиться ходить на гладкой поверхности без скольжения.
Нана всегда принадлежала мне, как Джон и Майкл всегда принадлежали друг другу.
Я настолько сосредоточилась на Нане, что я не замечаю, как Пит прыгает на доску за мной. Он лежит на мне, его подбородок у меня на пояснице, посылает приятную дрожь по спине.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, хотя я не против его близости. Я чувствую тепло.
— Поверь мне, — говорит Пит. — Позволь мне взять на себя инициативу.
Он гребет нас к волне. Его руки двигаются, как плавники через воду, и он направляет доску для серфинга в нужное место под гребнем волны.
Пит расставляет ноги впереди после того, как помог мне подняться. Он прижимается ко мне, так что мои ноги находятся между его, моя спина напротив его груди, как будто вместе мы один серфер на доске, а не два.
И вместе мы оседлаем волну.
Океан протягивается сквозь нас, бесконечно и красиво. Как будто я не на земле, не в стеклянном доме на вершине холма, не за рулем езжу по горам, чтобы добраться до пляжа. Я чувствую себя так близко к небу и так далеко от земли!
Пит позволяет волнам нести нас до самого пляжа, пока доска не скользит по песку.
— Ну, что думаешь? — спрашивает он.
Моя спина по-прежнему рядом с ним; я делаю шаг с доски и зажимаю в руках мокрый песок. Я пытаюсь представить себе, что бы сказали мои братья, если бы могли видеть меня сейчас. Я почти уверена, они бы потеряли дар речи.
Я оборачиваюсь и говорю:
— Я хочу еще.
Пит смеется и собирает меня в свои медвежьи объятия. Я чувствую его прохладную влажную кожу, но мне все еще тепло. Он поднимает меня и начинает крутить. Я закрываю глаза, так что не могу сказать, в какую сторону он меня кружит, когда он останавливается.
Когда я открываю глаза, вижу черный океан: солнце полностью село. От огня остался только дым. Беллы и других мальчиков нигде не было видно.
Я не верила, что была здесь так долго, что даже не заметила, как стемнело.
— Мне пора идти, — говорю я быстро. — Могу я отвезти тебя домой?
Пит качает головой и смеется.
— Я живу здесь, — говорит он, указывая на скалу, возвышающуюся над нами. — Это мой дом.
Я делаю шаг назад. В темноте я вижу маленькие дома на вершине скалы. Есть дома пониже, в скале, с видом на воду. — Ты здесь живешь?
— Мы все здесь живем.
— Кто?
— Мальчики. Я. Белла. Он указывает на дома в ближайшей скале прямо над нами. — Наш первый.
Отсюда мне видно только края. В одном из окон второго этажа включается свет. Может, это чья-то спальня.
— Кто живет в остальной части дома? — спрашиваю я, и Пит останавливается в нескольких шагах от меня, как будто я сказала что-то не так.
— Большинство из них пусты, — говорит он, пиная песок под ногами. — Они были построены много лет назад. Ты знаешь, роскошные дома на пляже.
Я киваю. Я представляю себе дома, оставленные хозяевами, которые вот-вот развалятся, с полами, еще поблескивающими чистотой, с кристально чистыми окнами.
— Здесь очень красиво.
— Да, но здесь не безопасно, — говорит он, указывая на высокие скалы. — Эти скалы используются, чтобы пройти к океану. Этот пляж был совершенно другой формы. Эти скалы выстроены с домами.
Я смотрю на скалы: кажется, что они будут стоять там тысячу лет. Это кажется невозможным, что они когда-то имели другую форму.
— Что случилось? Пляж смылся или что?
Пит качает головой.
— Волна.
— Как могла волна достать до такой высоты? — скалы, должно быть, на пятьдесят футов выше нас. Или сто.
— В правильных условиях волны могут подниматься на уровни небоскребов.
Я вспомнила, что говорили полицейские о волнах этой зимой: волны были высотой сорок футов в тот день, когда пропали мальчики; они утверждают, что там были и мои братья.
— Так скалы просто исчезли?
Пит кивает.
— Волны утащили их в море. И дома вместе с ними. После этого никто не хотел жить в Кенсингтоне.
— Могу себе представить.
Пит смеется, как будто я сказала что-то ужасно смешное. Я краснею.
— Я лучше пойду, — говорю я.
Пит снова смеется, более спокойно.
— Венди, — говорит он, и мне нравится, как он произносит мое имя. — Прилив. Ты остаешься здесь.
— Что?
— Ты припарковалась на смотровой, не так ли? — говорит он, указывая в направлении, откуда вышел. — Тогда из-за прилива ты не сможешь вернуться назад. Идти сюда оттуда не проблема, но как только приходит вода, путь обратно закрыт.
Он говорит это вполне серьезно. Не застрять бы здесь с ним до океанского сдвига. Я хочу сказать ему, что он сумасшедший, но я не могу не вспомнить песок, по которому я шла, чтобы добраться сюда: он был мокрый, как будто он намок недавно.
Я распрямила руки.
— Как долго это будет продолжаться?
— Несколько часов.
Я прикусываю губу. Вода каплями стекает с моих волос. Температура падает.
— Не волнуйся, — говорит Пит, положив руку на спину, именно туда, где покоился его подбородок. Тепло расцветает по всему телу. — Ты в безопасности до тех пор, пока остаешься со мной.
6 глава
— Оставайся! — говорит Пит. Он берет толстовку с песка и натягивает ее через голову, затем протягивает мне мою кофту.
— Уже темно, — добавляет он, аккуратно дергая меня за рукав.
Здесь много деревянных лестниц, ну почти лестниц, построенных в скалах, ведущих к домам наверху. Я иду за Питом, но когда мы на полпути, он останавливается в нескольких шагах от лестницы на скале.
— Здесь, — говорит Пит, усаживая меня на плоский камень, выделявшийся из скалы. — Присядь.
Я сворачиваюсь в клубок, подгибая ноги под себя. Отсюда я вижу весь океан. Вода отражает лунный свет, поэтому волны светятся.
— Замерзла? — спрашивает Пит, потирая руки.
Я качаю головой, но мои зубы начали стучать. Пит садится рядом со мной, притягивая ближе к себе.
Его рука покоится на моем плече, как будто мы уже не первый раз так сидим. И мне правда так кажется. Я наклоняюсь ближе к нему, ощущая тепло его тела. Пит удивляет меня своим вопросом.
— Так кто же они, твои братья?
Может, он видел их, думаю я вдруг. Это именно то место, куда они могли бы прийти после прибоя. Почему я не подумала об этом раньше?
— Джон и Майкл Дарлинг. Они близнецы. Они потерялись еще в сентябре, но я пытаюсь найти их.
Я достаю свой телефон из кармана и ищу фотографии своих братьев. Знаю, мне, наверное, следует позвонить родителям или хотя бы Фионе, сказать им, где я, но я не могу отделаться от ощущения облегчения, когда не замечаю ни одного пропущенного вызова.
— Вот, — говорю я и с надеждой протягиваю телефон. — Это они.
Пит наклоняется, чтобы рассмотреть картинку. Свет от телефона падает на его лицо, и я замечаю на нем веснушки. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы все их пересчитать. Я была уверена, что он сейчас скажет, что знает их. Но вместо этого он говорит:
— Они похожи на тебя.
— Что? — удивляюсь я. — Нет. У нас нет ничего общего, кроме глаз. Они всегда были… — Не знаю, как точно это выразить.
Пит улыбается мне, его зубы такие белые в лунном свете. Его лицо так близко, что я чувствую его дыхание у себя на губах, когда он говорит.