Вторая исследовательница представилась как Вера. Вера была настоящим асом по части тяжелых колик.
– Я ветеринар, а не физик, – объяснила она, – но раз Цинния не нашла следов яда, – а уж если она не нашла, то никто не найдет, можете мне поверить, – я принялась обдумывать другие варианты, и мне вдруг пришло в голову: а вдруг это лучевая болезнь? Ну, и тут, конечно, дико все перепугались. Мы пригласили специалиста по радиации, он сделал анализы и сказал, что бояться нечего, лучевая болезнь не заразна, и кобылка тоже. Я, к сожалению, не помню всего, что он говорил…
– Доктор Стюарт – физик, – заметила Цинния как бы между прочим. Но на вторую ветеринаршу это не произвело ни малейшего впечатления.
– Он читает погоду на Би-би-си, – возразила она.
– Одно другому не мешает, – заверила ее Джет. – Он еще и с лекциями выступает.
Я удивленно посмотрел на нее.
– Твоя бабушка мне все рассказала! – улыбнулась Джет. – Она говорила, что ты читаешь лекции по физике вообще и о радиации в частности. В основном молодежи, подросткам.
Вера, вторая дама в белом халате, была полной противоположностью Циннии. Никакой сонливости в ней не было и в помине. Она тут же встрепенулась – видимо, я предстал перед ней в новом свете.
– Давайте так, – предложила она, – вы прочтете мне кусок вашей лекции, а я одолжу вам записи моих анализов.
– Это недопустимо! – возмутилась Цинния. – Это против всех правил!
Ее подруга кивнула, но нисколько не смутилась.
– Обещаете? – уточнил я.
– Естественно!
Я подумал, что это поможет мне отвлечься от моего состояния общей хреновости, и потому решил пересказать часть лекции, которую читал так часто, что помнил уже наизусть.
– Я расскажу об уране, – объявил я. – Это из лекции, которую я обычно читаю шестнадцати-семнадцатилетним подросткам.
– Хорошо, – одобрила Вера. – Валяйте.
И я задушевным тоном начал свой рассказ:
– Один грамм урановой руды содержит более двух миллиардов миллионов миллионов атомов, то есть два с двадцать одним нулем. Даже и не пытайтесь себе представить, это невозможно. Несмотря на то, что природный уран не так уж радиоактивен по сравнению с другими, куда более опасными веществами, пара граммов урана – то есть меньше половины чайной ложки – каждую секунду испускает около тридцати тысяч альфа-частиц и будет испускать их почти с той же скоростью на протяжении миллионов лет. Если ваши внутренности каждую секунду в течение двух суток будут бомбардировать тридцать тысяч альфа-частиц, вас, несомненно, начнет тошнить, но, думаю, со временем вы все же оправитесь…
Я осекся. Меня и в самом деле тошнило. Однако, насколько мне было известно, никакого урана я не ел… Джет встревожилась. А Вера, видимо, сочтя мою часть сделки выполненной, вышла из комнаты и почти сразу вернулась со светло-коричневой папкой – двойником той, из-за которой так перенервничала «Объединенная компания».
Однако внутри оказались, увы, не двадцать писем, предлагающих продать либо приобрести одну из обогащенных производных той руды, о которой я только что вел речь. В папке лежал научный отчет и график уровня радиации в экскрементах двухлетней кобылки за те несколько дней, что она провела в клинике.
К тому времени, как Вере пришла в голову мысль о радиации, ее уровень уже пошел на убыль. Я предположил, что основной источник вышел из кобылки еще в самом начале, возможно, даже с поносом в то первое воскресенье, когда она лежала и стонала в своем деннике на конюшне Квигли.
Кроме того, Вера широким жестом вручила мне сверток величиной с коробку для обуви, посоветовав не открывать его в приличном обществе. Цинния с негодованием указала ей на то, что содержимое коробки является собственностью центра, или, возможно, Каспара Гарви, или, наконец, лошади – хотя последнее и спорно, – но мне оно никак принадлежать не может.
Я резко встал и спросил, как пройти в туалет. Через закрытую дверь у меня за спиной я услышал, как Джет благодарит белые халаты и прощается. Вскоре я уже сидел рядом с ней в машине. Мы возвращались к Лорикрофтам. Меня все еще мутило.
– Что с тобой? – встревоженно спросила Джет.
– Лучевая болезнь, что ли…
– Симптомы похожи.
– А черт ее знает.
Она затормозила на дорожке перед домом Лорикрофтов. Вокруг никого не было.
– Я с тобой в дом, – сказала она. – Не вздумай спорить.
Я был совсем дохлый, и на споры просто сил не осталось. Я выполз из «Хонды» и вместе с Джет, упрямо не отстававшей от меня ни на шаг, пересек дорожку, для порядка постучал в дверь и вошел в кухню.
Самого Джорджа Лорикрофта, к великому моему облегчению, на кухне не оказалось. А то я уже представлял, как мне придется разбираться с ним при помощи физической силы. А даже если не считать того, что меня изводила тошнота, Джордж был выше и сильнее.
Но на кухне была только Гленда. Она сидела посреди кухни, у большого стола, дрожала от страха, и лицо у нее было светло-серое. Она явно обрадовалась, что пришли мы с Джет, а не кто-то другой.
– Джорджа нет, – сказала она. – Он сказал, что пойдет на пустошь со второй группой лошадей.
Голос ее звучал бесцветно и безжизненно.
– А Белл? – спросил я.
Гленда не шелохнулась, даже не взмахнула накрашенными ресницами. Она еще не успела сменить свой облик «куколки»: свитерок в обтяжечку, туфельки на высоких каблучках, взбитые золотые кудряшки, – но прежняя Гленда, та, которую я знал до Донкастера, испарилась. Передо мной во всей красе предстала та самая женщина, которая в гневе разнесла вдребезги трепетную маску Оливера Квигли. Хотя заметно было, что Гленда еще не вполне привыкла к этой роли.
– Белл поехала домой собирать чемодан, – сказала она наконец. – Она заедет сюда и заберет меня с собой.