— И на кой нас черт понесло в эту слякоть! — сорвался Шильченко. — Спали бы теперь в тепле, — нет, дернуло кого-то за язык!..
— Была причина, — сердито буркнул Долгушин.
— Пожилой ты, седой весь, а... — начал было, навязываясь на ссору с ним, Шильченко, но художник молча отошел, проглотив обиду.
...Алексей вернулся с лопатами лишь через час. Сказал, как бы оправдываясь:
— К себе домой пришлось идти, на скотном никого не было.
Одну лопату он взял сам, другою принялся копать Долгушин, третьей — шофер. Шильченко похаживал с фонарем вокруг застрявшей машины, указывал каждому, где копать, сердился, кричал и мешал работать.
Часа через полтора откопали колеса и дифер. С третьей попытки машину удалось вытащить. Алексей тоже полез с нами в кузов:
— Надо уж до конца проводить...
Еще одно топкое место миновали благополучно, но было уже два часа ночи, когда приехали на реку.
Приехали, разожгли костер, погрелись чаем из термоса и один за другим полезли в машину спать. Только Шильченко не пожелал забираться в кузов, заявив, что все наслаждение, весь смак рыбной ловли — спать на воздухе, у костра.
3
Коротки для рыбака весенние ночи! Кажется, только успел сомкнуть веки, а тебя изнутри уже кто-то толкает: «Пора!», будто в мозгу сработал беззвучный будильник.
Снег не растаял. На востоке чуть брезжил холодный зеленый рассвет. У потухающего костра на корточках сидел Алексей и подбрасывал в огонь сухие ивовые сучья. Заметив меня, объяснился:
— Огонек вот хочу поддержать... Встал — гляжу, ваш товарищ совсем замерзает, лучше бы его в машину.
Под кустом на снегу спал, весь скорчившись, Шильченко. Он, видимо, насмерть продрог, но и проснуться был не в силах.
— А как же в город? — спросил я Алексея. — Вы же в город с женой собирались...
— В город-то? — Он поглядел на часы. — Рановато еще, четыре утра только. Вот уж Колькину лодку вам пригоню, а то сами ее не найдете...
Вскоре он ушел за лодкой вверх по реке. Шильченко встал, перебрался в машину и снова уснул.
Я отвязал плоскодонный узкий челнок Алексея, мимо затопленного водою кустарника и прошлогодних зарослей камыша выбрался ближе к руслу и встал в облюбованной заводине.
Нерль еще не вошла в берега. Заливая луга и кустарники, она стремительно несла свои полые воды в могучую Волгу, к северу. По мелководью, по затопленной луговине черными тенями шмыгали отнерестившиеся щуки. В заводях, звучно шлепаясь, плескалась плотва.
...Я сменил уже второе место, но клева почему-то не было. Сверху подъехал на лодке Алексей. Вытирая пот, бисером осыпавший лицо и шею, спросил, как клюет, и, услышав, что клева нет, огорчился.
— Должна бы брать, не нершилась еще, — произнес он раздумчиво. — А вы вон ближе к лесу попробуйте, там всегда наши ловят — там яма...
На берегу показалась сонная, нахохлившаяся фигура Шильченко с толстым пучком бамбуковых удилищ в руке.
— Лодку гони! — крикнул он мне осипшим от сна и простуды голосом.
Я посадил его, и мы встали у ямы. Алексей погнал лодку вверх, откуда что-то кричал и махал рукою Долгушин. Шильченко подмигнул на удаляющуюся спину проводника:
— Старается! Заработать хочет!
Снова поднялся затихший было ветер. Дул он с северо-востока, свинцовой рябью покрывая стремя реки. Небо сплошь затянуло черными снеговыми тучами. За спиной по-осеннему глухо и грозно ревел растревоженный лес, с сухим сиротливым скрипом терлись одна о другую желтые прошлогодние камышины. Мы плотнее кутались в летние плащики, но они не спасали: холод простреливал тело насквозь.
На душе становилось тоскливо и неприютно. Шильченко начал нервничать. Закидывая против ветра, он оборвал о камыш две лески, подряд и теперь, ругаясь вполголоса, навязывал закоченевшими, негнущимися пальцами третью. Опасаясь обрыва, он стал закидывать удочку с силой, то и дело шлепая удилищем по воде. Узкая лодка качалась, дергалась.. С хмурого неба посыпалась, шурша, снежная колючая крупа...
Так промучились мы несколько часов. Сменили еще два места. Крупа то переставала идти, то сыпалась с новой силой, все вокруг затягивая мутной белесой пеленой.
Шильченко наконец выдернул из воды леску, как попало намотал ее на удилище и решительно заявил: