Рябцев, избач, в свое время посылал ее учиться музыке в город, даже настаивал, но не на кого ей было оставить такую большую семью.
Когда всех сестер и брата пристроила, стала им не нужна, перебралась из деревни в город, устроилась в ОРСе возчиком и живет тут теперь бобыль бобылем.
— Сестер-то да брата всех в люди вывела, а у самой ни образования-то нет, ни угла своего, ни мужика, ни семьи. Только и радости-то теперь, когда в гости кто позовет. Да еще вот гармонь....
Мать замолчала, увидев входившую в горницу Дарью.
— Что, ай не спится?
— Вздремнула маненько, да ехать пора уж, сестричк, а то как бы не убежала там лошадь-то...
Я вышел следом за Дарьей подышать свежим воздухом перед сном. Держась поодаль от телеги, грустно скрипевшей колесами по ночной тихой улице, неторопливо двинулся следом.
Скрипела телега, увозившая гармонистку. Желтели редкие пятна уличных фонарей. Удаляясь, повозка порой попадала в желтый круг света. Сначала в нем появлялась голова лошади, затем свет скользил по ее спине, выхватывал на момент фигуру возницы, гармонь за ее спиной...
«Теперь уж все больше магнитофоны...»
СЧАСТЬЕ
Памяти Николая Макарова
Поплавки стояли недвижно, будто впаянные в полированную гладь заводины. Речная излучина здесь, под лесистой горой, была вся в подмоинах, в заводинах, налитых темной водой. Там и тут из воды торчали коряги. По берегу, утопив искривленные старушечьи ноги в мясистом черноземе, стояли дуплистые старые ветлы, полоскали свои зеленые длинные косы в проточной воде.
Плужников неотрывно смотрел на поплавки, на ток воды на стреме реки, медленный, напряженный, без конца образующий завитки и воронки, и это однообразие завораживало. Из сознания незаметно исчезало все окружающее, терялось представление о времени и пространстве. Казалось, и этот вечер, и лес, и течение реки — все это никогда не начиналось и никогда не кончится, а так было и будет бесконечно, всегда...
С тех пор как от него ушла жена, рыбная ловля сделалась главным его увлечением. Ему доставляло особое наслаждение даже просто готовиться к ней, упоенно возиться с удочками, со снастями, постоянно что-то подгонять, подвязывать, проверять. Или толкаться среди рыбаков, ловить разные слухи, мотаться по рыболовным магазинам в надежде приобрести какую-то особо тонкую, необычайной прочности леску, новую, невиданной формы блесну, набор крючков, каких ни у кого еще нет. И хотя покупал он обычно всякую дребедень, которой и без того у него было достаточно, но даже такая покупка радовала. А накануне самой поездки он так томился, изнемогая от нетерпения, что всю ночь напролет не в силах был сомкнуть глаз.
Вот и на этот раз. Договорились втроем выехать на одну из речек, затерявшихся в подмосковных лесах. Он плохо спал ночью, волновался, сорвался с работы до времени, боясь опоздать (Станислав сказал, повезет на своей машине), а в условленное место пришли только двое — он и Дмитрий. Станислав же с машиной как в воду канул. Не приехал — и все...
Все трое были фронтовиками, после войны учились в одном институте, дружили еще со студенческих лет. Правда, на Станислава они не особенно полагались. Был он когда-то и другом хорошим, и рыбаком неплохим, но вот обзавелся машиной, собаку породистую приобрел... Последнее время редко друзей на машине возит. Все больше собаку да собственное начальство. Зато быстро в гору пошел. Давно ли был почасовиком на заочном, а теперь вон уж метит заведовать кафедрой... Вот Дмитрий — это другое дело. Балтийский моряк. Перенес блокаду. Он-то друг настоящий. Вот только живет до сих пор не ахти: жена получает мало, сам тоже не бог весть как зарабатывает, давая студентам-иностранцам уроки русского языка. У них ребенок, а до сих пор собственного угла не имеют. Так, комнатенку снимают у какой-то безмужней тетки, торговки пивом, и платят тетке дурные деньги за эту тесную конуру...
Да, хороший он парень, Дмитрий. Одно лишь неладно придумал: притащил с собой на рыбалку сына своей квартирной хозяйки. Сам убежал с удочками куда-то, а юнца этого, Костика, ему на руки сбыл.
Толстый, раскормленный Костик сразу не глянулся Плужникову. Жил он на мамином иждивении, нигде не учился и не работал. Не зная, куда девать себя на рыбалке, чем тут заняться, то он включал на полную мощность транзистор, пугая рыбу, то принимался с треском ломать молодую ольху. А когда Владимир заметил, что на рыбалке надо вести себя тихо, Костик надулся. Надулся, набрал в руки камушков и принялся швырять их из-за спины Плужникова в реку, норовя угодить в торчавшие из воды поплавки.