— Бросай оружие! Живо!
Он обернулся. В трех шагах позади него стоял человек в кожанке с автоматом на изготовку. Вероятнее всего он вышел из той расщелины, которую Кожухарь только что обогнул.
— Бросай оружие, тебе говорят!
Кожухарь неторопливо поднялся и переложил автомат в левую руку стволом к земле. Условный знак поняли: человек в кожанке и те трое тоже опустили автоматы.
— Кто такой! Из какого отряда? — властно спросил человек в кожанке.
— Прошу проводить к командованию. Там доложу.
— Я начальник разведки Ялтинского партизанского отряда. Можете докладывать.
Секунду поколебавшись, Кожухарь ответил:
— Я от Викентия.
— От Викентия? — изумился начальник разведки. — Один? И здесь?
Вместо ответа Кожухарь приподнял ствол автомата.
— Вы не помните отчества Викентия?
Начальник разведки спохватился, что не ответил на пароль:
— Викентий Прохорович.
Кожухарь шагнул вперед и протянул руку:
— Так. Все в порядке. Разрешите представиться. С заданием из Севастополя… Мой напарник-радист укрыт подпольщиками в Алупке. При высадке он сломал ногу…
В низенькой штабной землянке было тепло. В очаге, сложенном из камней, горел огонь, в котелках кипела вода.
— …По всем данным, орудие установлено где-то под Бахчисараем, — говорил Кожухарь, щурясь от дыма. — Мне надо двух толковых партизан, хорошо знающих район и город.
Начальник разведки с сомнением покачал головой:
— Такие люди есть, но вряд ли вам удастся проникнуть в Бахчисарай. Там штабы и вторые эшелоны противника.
— На месте будет видно, — сказал Кожухарь.
Командир соединения помолчал, раздумывая:
— Пойдете с Балашовым. Он знает все ходы и выходы, у него есть связи. Кого еще послать? — обратился он к начальнику разведки.
— Ну, раз пойдет Балашов, с ним должен идти Зобнин! — улыбнулся начальник разведки. — Они один без другого не ходят.
— Что это за ребята? — спросил Кожухарь.
Заговорил комиссар. Он хорошо знал людей и рассказывал о них тепло и интересно.
Зобнин, комендор с эсминца «Беспощадный», воевал в морской пехоте. В разведке под Симферополем моряки попали в окружение. Заняв оборону, они стали отстреливаться. Им предложили сдаться. Зобнин громко крикнул:
— Подожди, сейчас!
Стрельба стихла. Тогда комендор развязал вещевой мешок, вынул банку консервов, аккуратно вскрыл ее, отрезал краюху хлеба и начал закусывать. Как у всех больших, сильных людей, движения его были медлительны, и ел он, не торопясь. Немцы, потеряв терпение, вновь открыли огонь. Зобнин взял в руки гранаты, посмотрел на товарищей и тоном, каким приглашают в кино или в гости, сказал:
— Ну, что ж! Пошли!
На третий день к вечеру пятеро моряков разыскали партизанский отряд. Представившись командиру, Зобнин деловито осведомился:
— Мы на ужин не опоздали?
Кожухарь спрятал улыбку.
— А Балашов? — спросил он.
— О-о! — засмеялся комиссар. — Это звезда экрана. До войны работал помощником киномеханика. Кумир бахчисарайских мальчишек! — И снова став серьезным, комиссар добавил:
— Хороший парень. Комсомолец. Не подведет.
— Когда думаете выходить? — спросил командир соединения.
— Как только будут готовы люди, — ответил Кожухарь.
Они склонились над картой, намечая предстоящий маршрут.
Идут разведчики, и за ними тянется цепочка полузасыпанных снегом следов…
— Стой! — скомандовал Кожухарь. — Стой, привал!
— Будет лекция, — объявил он. — Слушайте внимательно. Мы идем на особое задание. Любой ценой мы должны установить расположение сверхмощного орудия. Орудие уникальное. Каждое, — а их всего два, — стоило миллионы марок. А каждый выстрел… Ну, представьте себе: в Севастополе взрывается пятитонный снаряд… Короче, что важнее: взорвать какую-нибудь штабную машину или найти это орудие?.. Так вот. Ребята вы боевые, знаю. Но любую попытку проявить ухарство, обстрелять фашистов или там еще что, — буду расценивать как преступление. Все. Лекция окончена. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — без особого восторга ответил Балашов.
Разведчики идут дальше. Искрится солнце на хрупкой корке снега. Со стороны это кажется необычайно красивым — нетронутый снег и голубая эмаль неба. Но разведчикам не до красоты. Ноги вязнут в сухом сыпучем снегу. Не хватает дыхания. Немеют лица на свирепом ветру. Дважды пришлось переходить незамерзшие горные речки. Через первую удалось перекинуть небольшую сосенку. Следующую переходили вброд — под руками ничего не оказалось.