Я плотнее укуталась в куртку и прибавила шаг. От закусочной до дома было всего пару кварталов, но из-за холода казалось, что несколько миль. Я как раз пересекала мост по Харт-стрит, когда кое-что привлекло мое внимание.
На противоположной стороне моста мужчина стоял у бетонного парапета и смотрел вниз на ледяную воду.
Я остановилась.
Не оборачиваясь, мужчина перебросил одну ногу через ограждение…
Мое сердце испуганно заколотилось…
— Нет! — закричала я.
Мужчина вскинул голову, и здесь, в свете ночных огней города, я узнала в нем клиента, который оставил свои часы на барной стойке в закусочной.
Глава 2
Я замерла.
К счастью, и мужчина тоже.
Мимо проезжали машины, проходили люди. Однако мой взгляд сосредоточился на мужчине, который перекинул ногу через бетонное ограждение моста — единственное, что отделяло его от гибели в ледяной воде.
Я не знала его имени, не знала, почему он выглядит так потрепанно и, конечно, не знала, почему он оставил свой «Ролекс» на стойке. Но сейчас это не имело значения.
Убедившись, что машин нет, я перешла дорогу и начала медленно, выверяя каждое движение, приближаться к мужчине. Спугнуть его — последнее, чего бы мне хотелось. Сейчас одна нога мужчины все еще находилась по эту сторону ограждения, и это вселяло крохотную надежду, что, возможно, он не очень-то и хочет умирать сегодня вечером.
Нуждаясь в поддержке, я ухватилась рукой за холодный бетон ограждения и помолилась, что сумею найти правильные слова.
— Что ты…
— Уходи, Кэрри.
Мужчина мыслил ясно и последовательно, раз помнил мое имя. Однако его хриплый голос источал столько печали и грусти, что мое сердце сжалось от сострадания.
— Нет.
Его глаза вспыхнули гневом.
— Кончай уже! Проваливай!
— Если не прыгнешь, то, возможно, я позволю тебе кончить во мне.
Сказать такое было верхом идиотизма, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Мужчина не выживет, если прыгнет с моста, а я уже несла достаточно вины в своем сердце, чтобы присоединять еще и эту или обременять ею свою совесть.
Мужчина быстро моргнул, словно пытался осмыслить мое предложение.
— Заманчиво, но поверь, я не заслуживаю спасения.
— Не верю.
— Поверь, Кэрри, — прошептал он. — Пожалуйста… просто уходи.
Покачав головой, я приблизилась еще на шажок.
«Просто продолжай говорить с ним, Кэрри».
— Ты мое имя знаешь, а я твое нет. Это нечестно, вообще-то.
Мужчина выглядел удивленным.
— Ты не узнала меня?
— А должна?
— Ух-ты, — пробормотал он. — Это что-то новенькое.
Я оглянулась вокруг — наверное, кто-то уже заметил нас и вызвал полицию, — но сирен я не слышала, поэтому продолжила говорить, надеясь, что мужчина придет в себя.
— Кэрри Мэлоун. — Я протянула ему руку. — А ты?
— Джош Беннетт.
Имя было смутно знакомо.
— Приятно познакомиться, Джош. А теперь, пожалуйста, поставь обе свои ноги по эту сторону барьера, пока у меня не случился сердечный приступ.
Джош наклонил голову к реке.
— Позволь мне позвонить твоей семье? — попросила я и тут же поняла, что не стоило это говорить.
— Моя семья мертва. И я тоже должен быть мертв. Я этого хочу.
Джош покачнулся, и я ухватила его за предплечье. Меня начал бить озноб — может из-за страха, адреналина или простуды, а может из-за всего сразу. Почему-то я знала, что не могу просто дать Джошу прыгнуть с этого моста.
— Разве никто не будет скучать, если тебя не станет? Разве нет человека, чей мир рухнет, если тебя не будет в нем?
Джош попытался стряхнуть мою руку, но я только крепче вцепилась в нее. Я была достаточно сильной для девушки, но помешать, если он действительно захочет прыгнуть, не смогу — Джош просто утянет меня за собой. И все же я не отпустила его руку.
— Почему тебя вообще волнует моя судьба, Кэрри?
— Потому что должен быть кто-то в этом мире, кто не сможет жить без тебя.
— Она не станет скучать.
«Она?»
Это был проблеск надежды во тьме.
— Конечно, будет. Я знаю. Уверена, она любит тебя и сильно волнуется сейчас.
— Соня всегда волнуется, — произнес Джош чуть окрепшим голосом. — С тех пор, как мы были детьми, она только и делала, что волновалась обо мне.
«Соня? Жена? Девушка?»
— Какой номер у Сони? Я позвоню ей и попрошу прийти.
Джош покачал головой, но разговор о Соне — кем бы она ни была, — чуть снял остроту. Морщины на его лбу сгладились, а стиснутые челюсти заметно расслабились.