Беспокойство хотя бы отвлекало — провести почти четыре часа в атмосфере сексуального напряжения, царившего в машине, было настоящим адом.
Мы вели себя хорошо. Джош ни разу не дотронулся до меня, даже вскользь не коснулся рукой, пока я рулила. Но иногда я ловила на себе его взгляд, да и сама — когда была уверена, что он не видит — рассматривала его красивое лицо.
«Эта дружба меня доконает».
Я пообещала себе, что расскажу Джошу о Слоун во время нашей поездки и несколько раз пыталась поднять эту тему, но всякий раз отступала. Мы всегда были честны друг с другом. И хотя я не сделала ничего плохого, все же чувствовала себя немного виноватой, что не рассказала о встрече с его бывшей женой.
— Что тебя расслабит, Кэрри? Музыка?
Я потрясла головой.
— Ужин?
— Джош, даже просто мысль о еде вызывает у меня тошноту.
— Секс?
Я стрельнула в него глазами.
— Я просто предложил, — ухмыльнулся он. — Ненавижу видеть тебя в таком напряжении, а секс отлично расслабляет.
— Ты — дразнилка. Знаешь же, что мы не можем.
— Знаю. Но ты больше не стискиваешь зубы и не цепляешься судорожно за руль, поэтому считаю свою технику отвлечения успешной.
— Значит, ты просто дразнил, а на самом деле совсем не хочешь заниматься сексом?
— Я всегда хочу заняться сексом с тобой, Кэрри.
Я тяжело вздохнула.
— Прости, — прошептал Джош, глядя в окно. — Я постараюсь вести себя хорошо, обещаю.
— Я тоже.
— Ты когда-нибудь думала о той ночи? — спросил он, после непродолжительного молчания.
— Ты, вроде, собирался хорошо себя вести?
— Я сказал, что попытаюсь. Черт, Кэрри, я был в машине с тобой почти четыре часа. Думаю, я показал удивительную сдержанность. Я вообще не тронул тебя. Знаешь, каково это, желать прикоснуться к кому-то так сильно, что пальцы зудят?
«Знаю».
Я нервно постучала своими обкусанными ногтями по рулевому колесу.
— Да, я думаю о той ночи. Я думаю об этом все время.
— Ты сожалеешь? — тихо спросил Джош.
Я решила честно ответить на этот сложный вопрос.
— И да, и нет. Я не жалею, но в тоже время понимаю, что мы не должны были заниматься сексом той ночью. Ты был опустошен от горя, и это все запутало. Мы сделали все задом наперед.
— Знаю, — сказал он. — И теперь быть просто твоим другом чертовски сложно. Я так хочу дотронуться до тебя…
Я тихонько рассмеялась и протянула ему свою правую руку.
— Друзья могут держаться за руки.
Он переплел свои пальцы с моими, и мы оба вздохнули от этого контакта. Джош не понимал, что мне тоже нужно его прикосновение. Особенно сейчас, когда мы приближались к подъездной дорожке дома моей мамы.
— Джош, я чувствую, что должна подготовить тебя.
— Кэрри, все в порядке.
— Ты привык к особнякам и званым ужинам, а это… Инглвуд. В нашем маленьком белом домике всего две спальни и одна ванная, которой пользуются все. Это обычный дом, и когда я его покинула, он был сливной канавой…
Джош сжал мою руку.
— Милая, остановись. Все нормально.
Я глубоко вздохнула и повернула машину на подъездную дорожку.
Выключив зажигание, мы сидели и смотрели на небольшой дом.
Он уже не был белым. Теперь он был покрашен в красивый оттенок светло-голубого цвета, а по бокам тротуара рос аккуратно постриженный кустарник.
Когда я уезжала, крыльцо было завалено мешками для мусора и картонными коробками: с моими вещами и пустыми бутылками мамы. Но этот дом — уютный и теплый — напоминал дом моего детства.
— Готова? — тихо спросил Джош.
Я кивнула.
Мы захватили наши сумки с вещами, и рука об руку направились к крыльцу. Прежде чем постучать в дверь, я повернулась к Джошу.
— Спасибо, что приехал со мной.
Джош поднял мою руку к губам, нежно поцеловал пальцы.
— Спасибо, что позволила мне.
Мы обменялись улыбками, и я постучала в дверь. Спустя секунду дверь отворилась, явив сияющую Нэнси Мэлоун.
— Ты здесь! — Она сжала меня в костедробящих объятиях. — Ты выглядишь уставшей, Кэрри. Красивой, но уставшей. Ты высыпаешься?
— Э-э… привет, мам.
Она была одета в джинсы и толстовку «Нэшвилл Предаторз».
«Мама внезапно увлеклась спортом?»
Но это была не самая большая перемена в ее внешности. Взгляд мамы был ясен, кожа и волосы безупречны, однако меня поразила именно ее улыбка — идеальная и ослепительно белая.