Впрочем, трудно ожидать чего-либо другого от отечественной официальной социологии, прошедшей советскую школу конструирования такой картины социальной реальности, которая удобна «верхам». Знаменитый скандал на социологическом факультете МГУ лишь сделал достоянием гласности реальное положение в нашей социологии.
Но это не отменяет того факта, что социальная структура современной России не исследована и не осмыслена, хотя и очевидно, что она радикально отличается от социальной структуры дореволюционной капиталистической России.
Скажем, огромное количество (никто не знает какое) тружеников занято на прекарной работе. И их временная занятость отличается от временной занятости в дореволюционной России, где временно (сезонно) занятыми оказывались в основном крестьяне, находившие в прекарной занятости источник дополнительного дохода. Сегодня в России прекарно занятыми оказываются люди независимо от специальности – начиная с сельскохозяйственных рабочих и кончая представителями творческих профессий. Первые пребывают в положении, близком к положению сезонных сельскохозяйственных рабочих в дореволюционной Кубе (то есть особого социального слоя, массово, синхронно и регулярно переходящего из положения пролетария в положение люмпен-пролетария и обратно), вторые – в положении, близком к положению классической богемы из книги Мюрже. Однако это лишь аналогии, которые не вскрывают сути явления.
Перевод наемных работников на прекарную занятость – общемировая тенденция и часть экономической стратегии неолиберализма, направленной на разрушение традиционных механизмов солидарности и коллективизма среди угнетенных и эксплуатируемых слоев и классов, на создание настолько атомизированного общества, чтобы оно не могло оказывать сопротивления неолиберальному грабежу[53].
Но специфика российского прекариата не выявлена, и его социальное содержание не изучено и не прояснено. Академическая социология отмахивается от подобных проблем, как это делает Т. Заславская, которая просто записала 5 % «работающего населения России» в «социальное дно» («хронически безработные, бездомные, беспризорные, бродяги, алкоголики, наркоманы, проститутки, мелкие преступники и другие группы, социально исключенные из большого общества») – и дальше о них ничего не говорит[54]. Между тем не менее знаменитый и уважаемый, чем Заславская, автор – Наталья Римашевская – на основе исследования, проведенного в 1996 году ИСЭПН РАН, оценила размеры «социального дна» в 10,8 млн человек, причем в эту категорию было включено меньшее число групп, чем у Заславской – только четыре: нищие (3,4 млн человек), бомжи (3,3 млн), беспризорники (2,8 млн), уличные проститутки (1,3 млн)[55]. Очевидно, что 10,8 млн человек – это не 5 % «работающего населения», а гораздо больше. Если же к ним прибавить другие группы из списка Заславской, этот процент еще возрастет – и уж явно превысит не только те 0,5 %, которые Заславская записала в «элиту», но даже и те 6,5 %, которые ею записаны в «верхний слой». Это при том, что алкоголика Ельцина (и многих других алкоголиков и наркоманов из «элиты» и «верхнего слоя») Заславская в «социальное дно» не записала и что такое «мелкие преступники» (и не являются ли их доходы более высокими, чем доходы многих честных «работяг»), не объяснила.
Огромное распространение (не только в строительном бизнесе) получило в современной России использование рабской силы. Причем, вопреки расхожему мнению, на положении новых рабов оказываются далеко не одни только «гастарбайтеры». Масштабы этого явления точно не известны и не изучены – в частности, в силу его криминального характера, а значит, и прямой угрозы для жизни исследователя. Официальные данные, безусловно, не отражают действительности, поскольку исходят из тех самых «правоохранительных органов», которые и «крышуют» этот криминальный бизнес. Разумеется, широкое использование нового рабского труда – общемировое явление, это еще одна составная часть экономической стратегии неолиберализма[56]. Но это не отменяет того факта, что новое рабство в России не изучено, а место новых рабов в социальной структуре общества не осмыслено. Кто они? По степени обездоленности, отношению к средствам производства и месту в общественной организации труда это вроде бы пролетариат. Но труд пролетария оплачивается – по сложившейся на рынке цене. И пролетарий принуждается к труду экономически, а большинство новых рабов – сложной комбинацией экономических и внеэкономических мер принуждения. Кстати, в категорию новых рабов попадает значительная (никто точно не знает какая) часть проституток (и уличных, и бордельных).
53
Применительно к Латинской Америке (но не только) это явление в отечественной литературе достаточно полно и убедительно исследовал и проанализировал К.Л. Майданик. См.: Майданик К.Л. Эрнесто Че Гевара: его жизни, его Америка. М., 2004. С. 254–258, 300–304;
55
Справедливые и несправедливые социальные неравенства в современной России. М., 2003. С. 138.