Бюрократическое происхождение нового правящего класса, помимо прочего, влечет за собой безудержный рост в странесобственно бюрократии: к 2000 году число чиновников в России (если сложить вместе бюрократов верхнего и среднего уровня – обычно этого почему-то не делают, забывая о среднем уровне аппарата) достигло 6 млн 203 тыс. человек![73] Это делает новый правящий класс, прямо связанный и перемешанный с собственно бюрократией, даже более паразитичным, чем класс феодалов (те, во всяком случае, были – или должны были быть – профессиональными воинами)[74].
Конечно, дореволюционная Россия тоже славилась как царство бюрократии. Фраза Николая I о сорока тысячах столоначальников, которые и управляли на самом деле страной, широко известна. Но тогдашнее царство бюрократии и сегодняшнее – это два разных царства. В дореволюционной России правящий класс конструировался по принципу: сначала помещик (владелец средств производства) – потом бюрократ. В современной России наоборот: сначала бюрократ – потом владелец средств производства (капиталист). Это – принципиально противоположные стартовые условия sine quibus non формирования и правящего класса, и бюрократии. Кроме того, индивидуально каждый дворянин был наследником собственности, в то время как каждый бюрократ-буржуа является захватчиком чужой (обычно государственной) собственности. Два указанных фактора диктуют совершенно иное экономическое (политическое, социальное) поведение дореволюционного и современного правящих классов в России (частным случаем чего являются, скажем, размещение средств Стабфонда в западных ценных бумагах, помещение денег А. Усмановым именно в исландский банк или покупка Р. Абрамовичем клуба «Челси»).
В-третьих, абсолютно различаются – и по состоянию, и по тенденциям – положения в двух капиталистических Россиях в сфере образования, науки и культуры.
В дореволюционной капиталистической России образование – хотя и недопустимо медленно – распространялось на все общество, добиваясь новых и новых успехов. Притом реальные сдвиги к лучшему в этой области начались именно с приходом капитализма. Феодальная Россия была царством неграмотности и дикости. «Очаги культуры» были слишком слабы и носили сословный, а то и – в случае со старообрядцами, например – сословно-оппозиционный характер. Из 12 государственных («императорских») университетов (включая Гельсингфорсский, где преподавание шло на шведском), существовавших в царской России накануне Революции 1917 года, четыре (Новороссийский в Одессе, Томский, Саратовский и Пермский) были открыты уже в пореформенное время. После Революции 1905 года были открыты и все три народные университета (им. Шанявского в Москве, Томский и Нижегородский). Высшие женские курсы, политехнические и технологические институты тоже возникли в капиталистической России. Если к концу царствования Александра II неграмотных в России было около 84 %, то к концу царствования Николая II неграмотных старше 9 лет было уже 73 %. Не слишком впечатляющий, но безусловный прогресс, поскольку речь идет о миллионах[75].
Разумеется, рост и развитие образования в России были напрямую связаны с тем, что все усложнявшаяся (в частности, технически) и диверсифицировавшаяся экономическая машина капитализма требовала все большего и большего числа грамотных и образованных кадров. Конечно, культурную революцию в России смогли осуществить уже только большевики; разумеется, отставание России было напрямую связано с реакционной, консервативной позицией «верхов» (вспомним позорную политику Д.А. Толстого, И.Д. Делянова, К.П. Победоносцева, Л.А. Кассо и др.), но тенденция развития очевидна.
«Второе издание капитализма» получило в наследство от советской власти не просто страну всеобщей грамотности, а страну, перешедшую ко всеобщему полному среднему образованию, с огромным количеством учебных заведений, в том числе вузов, значительная часть которых давала образование вполне на мировом уровне.
С самого начала новая, капиталистическая власть занялась разрушением системы образования, именуя это разрушение, разумеется, «реформами». Причина была проста: новый правящий класс не видел, каким образом существовавшая система образования может привести к обогащению бюрократ-буржуазии, а других интересов у нее тогда не было. Но у «реформ» (их было несколько, включая недовоплощенные) была и стратегическая цель: создание двухуровневого образования – качественного и дорогого для немногочисленной «элиты», некачественного (но желательно тоже дорогого) для остальных. Смысл этих действий – закрепить социальную дифференциацию путем отсечения «низов» (то есть основной массы населения) от качественного образования, следовательно, знаний, что лишит их возможности конкурировать (как в профессиональной, так и в общественной сфере, включая политику) с «элитой» (то есть бюрократ-буржуазией и обслуживающими ее интересы группами интеллектуалов)[76].
74
Опять-таки этот экспоненциальный рост бюрократии при власти бюрократ-буржуазии имеет прямые параллели с аналогичным явлением в постколониальных странах. В свое время В.Л. Чертков опубликовал такие данные: в Заире с 1966 по 1980 г. число чиновников возросло с 24,8 тыс. до 400 тыс. (то есть в 16 раз); в Танзании с 1963 по 1980 г. – с 34 тыс. до 160 тыс. (почти в 5 раз); в Камеруне с 1960 по 1979 г. – с 7 тыс. до 79 тыс. (в 11 раз); в Нигерии с 1960 по 1980 г. – с 90 тыс. до 520 тыс. человек (почти в 6 раз) (
75
Сейчас модно – в лизоблюдском антибольшевистском усердии – всячески идеализировать дореволюционную Россию и, в частности, преувеличивать степень ее культурности и образованности. Например, утверждать, что грамотных перед Революцией 1917 г. было 45 %. Этот миф восходит к такому сомнительному источнику, как Николай Рязановский (см.: Riasanovsky N. A History of Russia. N.Y., 1963. P. 486). Между тем Рязановский просто взял и включил в число грамотных всех детей, которые должны были подпасть под принятый в 1908 г. закон о всеобщем четырехлетнем начальном образовании, «не заметив», что реализация этого закона была запланирована на период с 1909 по 1922 (!) г. и что до 1917 г. количество обучавшихся детей выросло лишь с 4,5 млн до 6,5 млн (из общего числа в 25 млн). Известна резолюция Николая II: в деле народного образования «излишняя торопливость
76
Подробнее об этом см. мою статью «Молодежь как объект классового эксперимента. Ст. первая. Классовый подход к образованию: знания – только богатым» (