«Второе издание капитализма» наследовало советскому суперэтатизму, где промышленное производство было достаточно развито для того, чтобы конкурировать (хотя бы в военно-техническом отношении) с крупнейшей страной капиталистического мира – США. СССР послесталинского периода не был «сырьевой империей» и не сидел на «нефтяной игле», вопреки широко распропагандированной сказке Е. Гайдара. Накануне «перестройки» доля энергоносителей и готовой электроэнергии в советском экспорте составляла лишь 52 %[15], при этом надо отметить, что электроэнергия – не сырье[16]. Две трети остального советского экспорта были готовой продукцией (правда, в денежном выражении в ее составе всё остальное перевешивали вооружения, но вооружения – это тоже не сырье).
Превращение современной капиталистической России в «сырьевую империю» прямо связано со «вторым изданием капитализма». Это «издание» проходило в форме экономического кризиса, уничтожившего, как уже говорилось выше, 50 % промышленного производства – в том числе в самой варварской форме, когда промышленные предприятия просто закрывались, а их оборудование демонтировалось и вывозилось из страны в качестве лома металлов. Между прочим, в одном только 1994 году таким образом было ликвидировано и разворовано 6201 промышленное предприятие![17]
Да, конечно, без тотальной войны невозможно тотально вернуться в доиндустриальный период. И те достижения суперэтатизма, которые обеспечили СССР уход от «сырьевой империи», в какой-то степени работают и сейчас. И сейчас определенный процент российского экспорта – это экспорт вооружений, электроэнергии (в первую очередь в страны СНГ) и продуктов первичной переработки (металлов, а не руд). Но налицо противоположное «первому изданию капитализма» движение: царская Россия, не ставя себе публично целей уйти от «сырьевой империи» и перейти к высокотехнологичному экспорту (тогда и терминов-то таких не было), двигалась именно в этом направлении (пусть медленно); современная Россия, несмотря на официально провозглашенную цель заменить экспорт сырья экспортом высоких технологий, движется в обратную сторону.
Единственное, что в данном случае объединяет оба «издания» капитализма, это хищническое отношение к ресурсам страны и циничное пренебрежение нуждами ее народов. Царская Россия наращивала вывоз хлеба невзирая на внутренние нужды (по известному лозунгу «Недоедим, но продадим!») и на мировые цены на хлеб[18]. Сейчас, как все мы видим, то же самое происходит с нефтью. Но это – не признак «реставрации», это – классическое поведение капиталиста на рынке: прибыль – сейчас и здесь.
В-четвертых, абсолютно неправомочно проводить какие-то параллели между приватизацией тогда и сейчас. Общеизвестно, что объемы приватизации в эпоху «первого издания капитализма» были достаточно скромными, а при Александре III приватизация фактически прекратилась. Известно, и почему она прекратилась: приватизация казенных предприятий не дала ожидавшегося дохода в казну, во-первых, и значительная часть приватизированных предприятий стала убыточной, во-вторых. Более того, те из них, что носили стратегический характер (железные дороги), повисли тяжким грузом на государственной кредитной системе, а кончилось все это, как известно, необходимостью массового выкупа казной частных железных дорог, разрушенных их владельцами. Хищническая эксплуатация приватизаторами железных дорог стала в Россией притчей во языцех[19]. Нередко то же самое происходило с частными банками, спасать которые вынуждена была опять-таки казна (история Русского торгово-промышленного банка тут вполне показательна). Все это лишний раз подтверждает известное положение, что рентабельность зависит не от формы собственности, а от умелого менеджмента.
Совсем иную картину носит приватизация в постсоветской России. Приватизация – это «священная корова» неолиберализма, и, по нашумевшему когда-то признанию Петра Филиппова, Чубайс и прочие правительственные приватизаторы были убеждены в том, что приватизировать надо всё, за исключением, может быть (то есть они и в этом сомневались!), парламента и судов[20]. Поэтому приватизация в современной России идет волнами, причем в первую очередь приватизируются наиболее успешные и доходные предприятия[21]. Периодически поднимаемый неолибералами панический крик о «путинской национализации» к реальности отношения не имеет, так как на практике речь идет либо о прямой реприватизации (то есть отнятии бизнеса у «чужих», с тем чтобы отдать его «своим»), либо о создании тех самых псевдогосударственно-капиталистических АО, о которых я выше уже говорил.
16
В реальности ситуация была интереснее. Основным потребителем советской электроэнергии были страны СЭВ, получавшие ее по ценам значительно ниже мировых. Если бы эта электроэнергия продавалась по мировым ценам, общий баланс сырья и готового продукта в советском экспорте выглядел бы совсем по-другому (но в случае электроэнергии это зависело от
18
С 1880 по 1894 г. вывоз хлеба из России вырос в три с лишним раза – с 201 млн пудов до 639,5 млн – при впечатляющем падении цен на хлеб: в 1880 г. было выручено 231,8 млн рублей, а в 1894-м – 381,4 млн (Покровский В.И. Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России. Т. 1. СПб., 1902. Таблицы. С. 105).
19
Сегодня похожим образом ведут себя приватизаторы в нефтяной сфере: приватизированные месторождения неизбежно истощаются, а объемы разведывательного бурения, несмотря на это, в частных компаниях из года в год падают (Социальное неравенство и публичная политика. М., 2007. С. 25).
21
Поэтому основная часть приватизации была проведена в сжатые сроки и фантастическими темпами – чтобы свести к минимуму число конкурентов и чтобы собственность досталась