Было так жарко, как бывает в Вашингтоне только в конце июля. Ленин папа не доверял кондиционерам, потому что был греком, а мама терпеть не могла открывать окна, потому что не любила уличный шум. Лена разделась и осталась в лифчике, взятом у Кармен и поэтому слишком маленьком, и белых шортиках. Она направила вентилятор прямо себе на голову.
Лена терпеть не могла ссориться с мамой. Она не выносила криков и битья посуды. Поиграть в молчанку еще можно, но не три дня подряд! Она ненавидела себя за то, что обидела Тибби. Она страдала из-за размолвки между ее мамой, Кристиной и Элис. Она готова была уничтожить Костаса и его новую девушку. Она злилась на Эффи за то, что та ей все рассказала. Но она любила бабушку за то, что та не любила новую девушку Костаса.
Лена, как и Кармен, предпочитала постоянство. Последние триста семь ее обедов состояли из хлеба с ореховым маслом.
Лена услышала звонок в дверь. «Ну их всех. Пусть Эффи откроет», — подумала она, но как-то машинально ждала и прислушивалась. Конечно, Эффи помчалась вниз, ведь она обожала звонки в дверь и по телефону. Потом Лена услышала, как Эффи радостно закричала. Странно. Может, пришла какая-нибудь ее подружка с новой стрижкой?
Лена прислушалась. Обычно Эффи говорила в пять раз громче, чем все остальные люди, но сейчас замолкла. Потом послышались шаги. Эффи поднималась с кем-то по лестнице, и этот кто-то шел медленно и уверенно. Неужели мальчик? Неужели Эффи хочет отвести мальчика наверх средь бела дня? Лена могла по пальцам пересчитать случаи, когда мальчики поднимались по этим ступеням. Ее родители были очень строгими в отношении дружеских и прочих контактов и старшей, и младшей дочери.
Лена услышала юношеский голос. Да, мальчик. Эффи сейчас пойдет с ним в свою комнату, и, вполне возможно, они будут заниматься любовью.
Шаги приближались, но не к Эффиной, а к ее спальне. Вдруг Лена в ужасе осознала, что дверь в комнату открыта, а она почти голая. Такого Лена точно не ожидала! Если она подойдет к двери, чтобы закрыть, Эффи и этот парень ее увидят, если останется на месте, увидят все равно. Если она встанет и возьмет халат…
— Лена?
Услышав голос сестры, Лена вскочила на ноги.
— Лена!
Рядом с Эффи стоял юноша. Высокий, знакомый и очень симпатичный. Эффи закрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, потому что увидела Лену в трусах и лифчике.
Юноша смотрел на Лену с удивлением и интересом. Он отвел взгляд не так быстро, как надо бы, и у Лены закружилась голова, а сердце забилось с бешеной скоростью. В горле пересохло, а все тело горело.
— Костас, — слабо выговорила Лена и захлопнула дверь прямо перед его носом.
Лена нервно ходила по комнате, и ее лицо пылало. Костас. В ее доме Костас.
Настоящий, не воображаемый, а живой Костас.
Правда ли это, или у нее галлюцинации?
Конечно, она все придумала. Она его придумала. Лена задрожала от одной только мысли, что Костас — плод ее воображения. Боже, как она хотела, чтобы он был взаправдашним!
И ведь он был. Он остался таким же. Нет, стал еще красивее.
Он видел ее в лифчике! «Ой-ой-ой!»
Никто на свете, кроме мамы, сестры и трех подруг, не видел Лену без одежды. Лена была очень застенчивой. Она заходила только в те примерочные, где двери были от пола до потолка. А Костас видел ее дважды!
Он приехал ради нее! Он проделал ради нее такую долгую дорогу. Что бы это значило?
Стоп! У него есть девушка. Что бы это могло значить?
Лена ходила по кругу, и у нее начала кружиться голова. Она изменила маршрут и направилась к двери.
«Ой-ой-ой. Одевайся. Да, одевайся».
Волшебные Штаны спокойно висели на стуле, ожидая своего часа. Наверняка они все знают. Лена подозрительно осмотрела их, перед тем как надеть. Что задумали эти Штаны? Неужели они хотят сделать ее очень несчастной и лишь потом очень счастливой? «О, пожалуйста, нет».
Она натянула белую футболку и посмотрелась в зеркало. Ее лицо блестело от пота.
У нее были грязные волосы. У нее были какие-то разводы под глазами. «Ой».
А что, если Костас запомнил ее красавицей и сейчас подумал: «Боже, кто это? И зачем я сюда приехал?» Внешность всегда была Лениным козырем, но сейчас этот козырь уплывал у нее из рук.
А вдруг он даже не ждет ее? Вдруг он помчался из их дома, сломя голову, думая: «Ничего себе, как все меняется.» Наверное, он уже ждет автобуса на станции «Дружба».
В отчаянье Лена подвела губы контурным карандашом. Ее рука так сильно дрожала, что получилось неровно. К тому же карандаш оказался оранжевым. Выглядело ужасно. Лена побежала в ванную, стерла карандашный абрис и умылась, чтобы лицо не блестело. Грязные волосы она собрала в узел.