— Так вот, — продолжал Манжуров. — Прихожу вчера в шестой «Б». Что за чудо! Сидят все такие тихие, торжественные и вдруг рев джаза. Вскакиваю — тишина. Сажусь — опять рев. «Кто балуется с транзистором?» — спрашиваю. А они, черти, со смеху покатываются. Сажусь — и снова рев. Оказывается, Лисичкин, шельмец, этакую штуковину под столом соорудил — стоит сесть, как включается транзистор на шкафу, в другом конце класса.
Настасья Ивановна посмеялась над детскими проказами и, продолжая обдумывать сообщение сына о женитьбе, рассеянно прислушалась к новому разговору.
— Косовский обожает тебя, Виталик, — сказала Ирина Манжурова. — Однако мы, лаборантки, порой видим то, чего не замечаете вы, ученые.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он.
— Как по-твоему, почему за этим столом нет твоего коллеги Петелькова?
— Он занят, — ответил сухо Некторов.
— Вот именно. А тебе не кажется, что Петельков твой своего рода дублер? И то, над чем вы работаете с Косовским, может однажды состояться без твоего участия? Тогда все лавры…
— Ирина, — мягко перебил он, — в науке иные законы, чем в спорте. Где ты отхватила такую потрясающую брошь?
Ирина отвернулась и закурила.
— Как Клеопатра? — поинтересовалась Тоша. — Не температурит?
— Нет. — Виталий повеселел. — Представь, в ее поведении сегодня я узнал крошку Бебби. Это было так трогательно и грустно. После обеда она, как Бебби, меланхолично дергала себя за ухо и грызла ее любимые орешки, к которым раньше не притрагивалась.
Настасья Ивановна не любила разговора о подопытных обезьянах. То, что делалось на кафедре профессора Косовского, пугало ее и настораживало. И сейчас, когда беседа свернула в рабочую колею, поспешила уйти к соседке — пусть молодежь развлекается тут сама. К тому же, не терпелось сообщить приятельнице о предстоящей свадьбе.
Котельников наладил магнитофон.
— Твой кислый вид, Антония, мне совсем не нравится, — шепнул Некторов Тоше, поднял ее со стула, и они пошли танцевать.
Когда на зимних каникулах Тоша ездила домой в свое шахтерское село, они с Виталием бомбардировали друг друга письмами, каждое из которых, по его выдумке, начиналось на древнегреческий лад «Нектор — Антонии», «Антония — Нектору». Это были веселые и нежные письма. Оба неожиданно узнали друг о друге больше, чем до разлуки. И ей было жаль того времени, о котором вспоминалось всякий раз, когда Некторов называл ее Антонией.
— Ты сегодня сонная тетеря, Антония, — щекотал он ей дыханием ухо. — Учти, для будущей матери танцы — лучшая гимнастика.
Между тем, компания развеселилась вовсю. Уписывали за обе щеки «наполеон», и Котельниковы сожалели, что в Африке вряд ли их угостят подобной вкуснятиной. Виталий обнаружил, что у него кончились сигареты. Кто-то предложил ему свои, но он отмахнулся, кивнул Тоше: «Я сейчас!» — и выскочил из дому навстречу своей беде. В последнюю минуту, когда дверь за ним захлопнулась, Тоша успела подумать, что хорошо бы пройтись вместе. Но Виталия уже и след простыл. Как она потом ругала себя за то, что не пошла с ним! Знала бы, что ожидает его, вцепилась бы обеими руками, не отпустила бы ни на шаг.
— Не идите, милочка, в школу, идите в библиотеку или газету, — подсела к Тоше Манжурова. — Школа не любит робких и грустных.
— С детьми я вовсе не робкая, — возразила Тоша.
— Ну-ну, не огорчайтесь, это я так, — Ирина дружески похлопала ее по плечу. — А за Некторовым глаз да глаз нужен. Всю жизнь придется быть настороже — институтские дамы от него без ума. Признаться, и я год назад попалась в ловушку его обаяния. Да, слава богу, быстро раскусила; что он не моего поля ягода.
Это сообщение Тоша приняла спокойно — Виталий посвятил ее во многие свои романы.
Ирина пошла танцевать с Котельниковым, а к Тоше подошел Манжуров. Подслеповато щурясь, будто что-то высматривая в ней, сообщил:
— Каждый день для меня — сущий ад. Вам же, филологам, и вовсе не позавидуешь. Одни тетради чего стоят. Может, не будете торопиться?
— И вы? — Тоша вспыхнула. Это коллективное уговаривание сменить профессию начинало раздражать. Ну, сел не в свои сани, зачем у других отбивать охоту? Да, трудно. Да, порой невыносимо. Но и прекрасно, и ни с чем не сравнимо! Ей ли, дочери учительницы, не знать об этом!
— А известно ли вам, что такое классное руководство? Или открытые уроки? — продолжал ныть Манжуров.
— Известно, — коротко ответила она и встала.
Куда запропастился Виталий? Набросив на плечи кофточку, вышла во двор. В лицо плеснул теплый ветер, настоянный на бензинной гари и молоденькой листве. Слегка кружилась голова. Неужели дает знать о себе будущий малыш? То-то почешут языки соседские кумушки, подсчитывая месяцы со дня регистрации брака. Может, именно поэтому Виталий решил, чтобы она уже сейчас переходила к нему? Да нет, он без предрассудков. А в том, что вышло именно так, виновата она. Впрочем, никакой вины нет.