Няни жаловались, что постоянно приходится выметать из палаты осколки зеркал. Когда же персоналу было запрещено покупать зеркала, больной устроил бунт, грозил разбить трюмо в коридоре. Пришлось махнуть рукой и опять няни с ворчанием выметали осколки. Каждый день больной подолгу смотрелся в зеркало, швырял его об пол и просил купить новое. Будто в том, новом, надеялся увидеть себя прежним. Тогда Косовский отдал распоряжение, которое поначалу многих возмутило. Клин вышибают клином, решил он и приказал зазеркалить часть потолка. Пусть изучает себя во всех деталях и в любое время. Кое-кому это показалось издевательством, но он настоял на своем. И что же? Оперированный вдруг притих. Часами лежал и обследовал себя, как бы приспосабливаясь и привыкая к новому обличию. Он будто прилаживал его к себе, как дурно сшитый костюм, и обдумывал, как сделать, чтобы тот был по фигуре. В минуты такого самоуглубления Косовский старался не мешать ему. А постовой сестре посоветовал, чтобы та почаще теперь оставляла больного одного.
Было мучительно думать, что личность Некторова невозвратно потеряна, искать и не находить в интонациях его голоса, в настроении и поступках того веселого и удачливого жизнелюба, каким его знали. И он окончательно поверил бы в то, что Виталий Некторов исчез со своим телом былинного богатыря, если бы не те первые минуты его выхода из коматозного состояния. Знакомая ироничность, профессиональная осведомленность, интерес к лабораторным делам — все говорило о том, что операция прошла успешно, что мозг Некторова функционирует отлично.
— Миша, ты опять витаешь в облаках. — Зоя Павловна придвинула к нему чашку чая. Косовский машинально выпил его и встал.
— Немного отдохну.
— Поздно уже. Ночью опять не уснешь.
— Вот и хорошо. Надо статью закончить. Если позвонят из клиники, разбуди. Для газетчиков меня нет.
Он прилег. Но сон не шел.
Вот уже полтора месяца прошло после операции, а пресса не успокаивается. Да оно и понятно — свершилось! И к тому же, в скромном областном центре. Ничего удивительного. Нынче даже самые отдаленные медпункты оснащены современным оборудованием. Нейрохирургическое отделение их клиники известно за пределами не только области, но и страны. Не зря в прошлом году на международный симпозиум пригласили всех троих — Некторова, Петелькова и его. А потом к ним приехал известный итальянский профессор Ламберти и был в восторге от результатов операции по пересадке мозга шимпанзе. Той самой шимпанзе Клеопатре, которую Некторов по праву считал своей, поскольку место дирижера в этой операции Косовский предоставил ему. Сохранились записи Некторова о состоянии шимпанзе, и как было бы ценно… Нет, об этом не стоит и думать. Предложить Некторову описывать собственные ощущения и действия — не слишком ли! Хотя и сам мог бы додуматься до такого, коль ученый. Да только не бывать этому. Стоит вспомнить хотя бы сегодняшний разговор…
— Все-таки, чей я подопытный — ваш или Петелькова? — с издевкой спросил больной. — Помнится, Клеопатру приезжали снимать из телестудии. Почему же пренебрегают мною? И не хотите ли вы с Петельковым сохранить лавры только для себя? Кстати, вам еще не присудили Нобелевскую премию?
Пришлось парировать горькой шуткой.
— Не волнуйся, перепадет и тебе. Как-никак, ты не только наш материал, но и соавтор.
— Растроган, — усмехнулся он. — Но вам предстоит решить еще множество связанных со мной проблем. Первая — жилищная. Не сидеть же мне в клетке с Клеопатрой. А мать и жена вряд ли признают меня. Может, дадите кооперативную или особнячок какой? Или жить теперь с двумя бородулинскими детьми и его женой? А если не с ними, то придется платить алименты? Это ведь мое нынешнее тело произвело на свет двоих детей.
— Перестаньте юродствовать, — рассердился Косовский.
Но Некторова понесло:
— Ай-яй-яй, доктор, столько хлопот у вас со мною! Какие морально-этические проблемы! Ну, скажите на милость, как я в таком обличье явлюсь к своей жене? Мы ведь, извольте знать, ребеночка ожидаем.