Отделив «украинскую» часть литературы от «москальской», Огоновский принимается за прямо противоположное дело, как только доходит до 19 века с его чисто уже «народной» литературой. Теперь нужно доказать, что галицкая и украинская литературы, возникшие и развивающиеся независимо одна от другой, являются одной и той же. И опять, как в первом случае, выступает механический метод, но на этот раз не разделения, а объединения. Собрав в кучу всех украинских и галицких писателей, Огоновский располагает их в хронологическом порядке, так что после Шашкевича и Устиновича идет Метлинский, Шевченко, Афанасьев, Чужбинский, Климкович…
Науковый метод Огоновского имел большой успех и был перенесен на изучение всех других отраслей украинской культуры. Начались поиски сколько-нибудь выдающихся живописцев, граверов, музыкантов среди поляков, немцев или русских малороссийского происхождения. Всех их, даже тех, кто родились и выросли в Вене, Кракове или Москве, заносили в реестр деятелей украинской культуры. Делалось это на том основании, что: «други народы видбылы, видпэрлы, пэрэкуплювалы, пэрэмовлялы, а то по их смэрти кралы украинськых велыкых людэй для збагачэння своеи культуры». И теперь этих «видбытых» и «видпэртых» стали возвращать в украинское лоно.
Здесь следует немного упомянуть еще об одном «деятеле», который также внес весомый вклад в изобретение не только «украинского языка», но и «украинской истории». Я имею в виду «отца-основателя» украинской нации, М.Грушевского, родившегося в 1866 году польском городе Холм (ныне Хелм). И, по просьбе австрийского правительства, возглавившего в 1894 году «украинский Пьемонт». На австрийские деньги он со своими львовскими единомышленниками доводит до конца, начатое ранее поляками, изобретение «украинского языка». В связи с этим стоит упомянуть об одном из его филологических «открытий»: утверждению, что украинский язык является не только прямым потомком прародителя всех европейских языков – санскрита, но и наиболее на него похож! Что вызвало ехидную реплику со стороны его учителя Ивана Левицкого (более известного под псевдонимом Нечуй-Левицкий): «не иначе как на этом самом санскрите Грушевский и пишет». Патриарх малорусской литературы имел в виду украинский новояз, на котором была написана М.Грушевским десятитомная «История Украины-Руси». Этот корявый русско-польский суржик Нечуй-Левицкий метко окрестил «страшною мовою» (жуткой речью).
Злопамятный Грушевский не забыл этих слов и впоследствии отомстил своему учителю, не оказав ему никакой помощи, когда в апреле 1918 года Нечуй-Левицкий умирал в полной нищете в одной из киевских богаделен – Дехтяревском доме престарелых. В это время австрийский подданный Грушевский председательствовал в Центральной Раде… Что может лучше охарактеризовать моральные качества одного из патриотов «нэзалэжнойи Украйины». А ведь Грушевский был лично обязан Ивану Семеновичу. В свое время именно Нечуй-Левицкий взял под свое покровительство тогда еще никому не известного гимназиста, стал его наставником в литературных занятиях, рекомендовал к печати первые произведения будущего главы Украинской Дэржавы…
«Филологическая» деятельность Грушевского не ограничилась одной только Галицией. Воспользовавшись некоторой либерализацией порядков после революции 1905 года, которая привела к отмене запрета на издание украиноязычной прессы, Грушевский появляется в Киеве, где самым активным образом начинает пропагандировать фонетическое правописание (хотя и в несколько видоизмененном варианте). С этой же целью его единомышленники начинают выпускать периодическую прессу и издавать книги на украинском языке. Вот как описывал внедрение «фонетики» сподвижник Грушевского, «филолог» Агафангел Крымский: «И от настав 1905 рик у Росийський империйи и дав пидданцям волю друку, а украйинцям – волю друкувати своею мовою и тою орфографиею, яка йим до мысли… Вси украйинци раптом тоди одкынулы ненавыдну «ярижку» и зачалы пысаты справжним украйинськым правопысом, якый видповидав духови нашойи мовы». «Ярыжкой» ли «ерыжкой» украинизаторы презрительно именовали консервативное русское правописание – по названию букв старого алфавита «ер» (Ъ), писавшийся после твердых гласных в конце слов и «еры» (Ы).
Но это были только розовые мечты об изменении правописания. На практике стало ясно, что создать язык на бумаге легче, чем заставить им пользоваться обычных людей. Такая «ридна мова» с огромным количеством польских, немецких и выдуманных слов еще могла кое-как существовать в Галиции, где русины жили бок о бок с поляками и немцами. В Малороссии галицкую «мову» восприняли как абракадабру. Печатавшиеся на ней книги и прессу местные жители просто не могли читать. В начале 1906 года почти в каждом большом городе Украины начали выходить под разными названиями газеты на «мове». К сожалению, большинство этих попыток заканчивались полным разочарованием издателей, и издание, уже через несколько номеров (а то и сразу после первого) приказывало долго жить.
Малороссы, как прежде и русины, также встретили попытку обучения их «родному языку» с недопониманием. Например, один из подписчиков журнала «Засiв» писал: «Змiнить мерзенний правопис, бо вiн страшенно мiшає поширюванню нашої книжки в народ, в село… Буква «ы» есть буква свята i нiчого її змiнювати на «и» – це ж безтолковщина, медвежья услуга нашему народу».
Самостийников «не понял» и классик малорусской литературы, украинофил Нечуй-Левицкий, который, как и Грушевский, считал необходимым в противовес русскому языку развивать самостоятельный малорусский (украинский) язык. Но Нечуй-Левицкий был уверен в том, что язык нужно создавать, опираясь на сельские говоры Центральной и Восточной Украины (полтавско-нежинский вариант). Грушевский же пытался внедрять в обиход сильно ополяченый галицкий диалект, малопонятный в центральных и восточных областях. В свою очередь центрально- и восточноукраинские говоры он считал результатом насильственной русификации и поэтому недостойными в качестве основы украинского литературного языка. Поэтому при издании в Галиции сочинений украинских писателей из России (Коцюбинского, Кулиша, Нечуя-Левицкого) народные слова беспощадно выбрасывались, если такие же (или похожие) слова употреблялись в русской речи. Выброшенное заменялось заимствованиями из польского, немецкого, других языков, а то и просто выдуманными словами. Таким образом, галицкие украинофилы создавали «самостоятельный украинский язык». Этим же начал заниматься и Грушевский после прибытия в Киев.
В 1912 году уже пожилой Нечуй-Левицкий (которому шел тогда 76-й год) публикует свою брошюру «Кривэ дзеркало украйинськойи мовы» (Кривое зеркало украинского языка), в которой резко критикует реформу правописания в частности и насаждавшиеся Грушевским галицко-польские нормы языка вообще. Нечуй-Левицкий писал: «С такой амуницией в украинских журналах и книгах украинская литература далеко вперед не убежит, ибо весь этот галицкий и польский груз обломит нашу телегу. На мой взгляд, этот груз – просто мусор, засоряющий наш язык . Галицкая орфография смешна, диковинна и не покоится на каких-либо научных основаниях »… «И эту глупость премудрую, эти ребусы зовут фонетическим правописанием»… «С тучей точек над словами…» (обилие «i» и «ї» в украинских текстах у читателей вызывали ассоциации со стеклами, засиженными мухами). Но особенно Нечуй-Левицкий протестовал против того, чтобы на таком «языке» переиздавали его труды.
Он протестовал против искусственного ополячивания малорусской речи, замены народных слов иноязычными. Так, вместо народного слова «держать», указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово «трыматы», вместо народного «ждать» – слово «чэкаты», вместо «предложили» – «пропонувалы», вместо «ярко» – «яскраво», вместо «обида» – «образа», вместо «война» – «вийна»; известное еще из языка киевских средневековых ученых слово «учебник» Грушевский сотоварищи заменили на «пидручнык», «ученик» – на «учэнь»…