Только в глухой Буковине, откуда вести не проникали в широкий мир, завели примерно с 1911 года обычай требовать от русских богословов, кончавших семинарию, письменного обязательства: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским; лишь украинцем и только украинцем». Священникам, не подписавшим такого документа, не давали прихода.
Начало Первой Мировой Войны ознаменовалось настоящим геноцидом, о котором предпочитают умалчивать нынешние власти «Нэзалежной Украйины». По весьма прозаической причине. Кроме оккупантов в качестве настоящих палачей русских выступили «национально свидоми украйинци», идейные и настоящие родители следующего поколения фашистских прихвостней – бандеровцев.
С началом Первой Мировой Войны австрийской властью при помощи «украинцев» и «украинствующих» униатов против мирного и безоружного населения был начат массовый антирусский и антиправославный террор, который во время гитлеровского нашествия повторил Степан Бандера, нынешний герой «национально свидомых» (что полностью рушит утверждения, что ОУН и УПА боролась против «Советов»).
Только в одном из австрийских концлагерей, в Талергофе было уничтожено более 60 тыс. человек, еще около 80 тыс. было убито после первого отступления русской армии, в том числе около 300 униатских священников, заподозренных в симпатиях к Православию и России. Была практически уничтожена вся русская национальная интеллигенция Галиции. От 100 до 200 тысяч русинов, спасаясь от австрийского геноцида, бежали в Россию.
Бежавшие в Россию русины остались верны идее воссоединения. Следует привести один характерный пример. В Ростове на Дону из шести тысяч русинов в рядах белогвардейцев оказалось несколько десятков, может быть несколько сотен людей, преимущественно зеленой молодежи, не особенно разбиравшейся в хаосе революционных событий. Спасшиеся от уничтожения русины прекрасно понимали, кто воюет против России.
По словам историков, галицких русинов, эмигрировавших в то время: «австро-мадьярский террор сразу на всех участках охватил прикарпатскую Русь … братья, вырекшиеся от Руси, стали не только прислужниками Габсбургской монархии, но и подлейшими… палачами родного народа … униаты – были одними из главных виновников нашей народной мартирологии во время Первой мировой войны ».
Терезин и Талергоф
Настоящим адом для военнопленных русских и русинов Галиции и Закарпатья стал Талергоф, по сравнению с которым меркнет «слава» даже фашистских лагерей. В качестве примера можно привести несколько отрывков из книги блестящего историка Галицкой Руси Василия Ваврика «Терезин и Талергоф», изданной в 1928 году во Львове. Свою творческую деятельность автор начал в концлагере Талергоф, узником которого он был. Одновременно он тайно выпускал лагерные журналы и листовки, где описывал австрийские зверства. После крушения Австрии Ваврик проживал во Львове, принимая активное участие в издании «Телергофских альманахов» – подробных сборников, посвященных австрийскому геноциду, русинов.
Теперь следуют отрывки из уже упомянутой книги Ваврика «Терезин и Талергоф»:
«Самым тяжелым ударом по душе Карпатской Руси был, без сомнения, Талергоф, возникший в первые дни войны 1914 года в песчаной долине у подножия Альп возле Граца, главного города Стирии. Это был лютейший застенок из всех австрийских тюрем в Габсбургской империи.
В дневниках и записках талергофских невольников имеем точное описание этого австрийского пекла. Участок пустого поля в виде длинного четырехугольника в 5 километрах от Абтиссендорфа и железной дороги не годился к пахоте из-за обилия песка, на котором рос только скудный мохор. Под сосновым лесом находились большие жестяные ангары для самолетов, за лесом стоял синий вал альпийских гор.
Первую партию русских галичан пригнали в Талергоф солдаты грацкого полка 4-го сентября 1914 года. Штыками и прикладами они уложили народ на сырую землю. Голое, чистое поле зашевелилось, как большой муравейник, и от массы серомашных людей всякого возраста и сословия не видно было земли…
За Талергоформ утвердилась раз навсегда кличка немецкой преисподней. И в самом деле, там творились такие события, на какие не была способна людская фантазия, забегающая по ту сторону света в ад грешников. До зимы 1915 года в Талергофе не было бараков. Сбитый в одну кучу народ лежал на сырой земле под открытым небом, выставленный на холод, мрак, дождь и мороз. Счастливы были те, которые имели над собою полотно, а под собою клапоть соломы. Скоро стебло стерлось на сечку и смешивалось с землей, из чего делалась грязь, просякнутая людским потом, слезами. Эта грязь становилась лучшей почвой и обильной пищей для неисчислимых насекомых. Вши сгрызли тело из-за теплой крови и перегрызали нательную и верхнюю одежду. Червь размножилась чрезвычайно быстро в чрезвычайном количестве. Величина паразитов, питающихся соками людей, была равно грозной. Неудивительно поэтому, что немощные не в силах были с ними справиться. Священник Иоанн Мащак под датой 11 декабря 1914 года отметил, что 11 человек просто загрызли вши. Нужда и нищета дышали на каждом шагу окостенелой смертью.
В позднюю, холодную осень 1914 года руками русских военнопленных талергофская власть приступила к постройке бараков в земле в виде землянок – куреней – и над землею в виде длинных стодол с расчетом, чтобы поместить в них как можно наиболее народа. Это как раз нужно было кровопийцам, вшам и палачам. В одном бараке набралось человек сотен три и больше. В сборище грязного люда и грязной одежды разводились миллионы насекомых, которые разносили по всему Талергофу заразные болезни: холеру, брюшной тиф, дифтерию, малярию, расстройства почек, печени, селезенки, мочевого пузыря, понос, рвоты с кровью, чахотку, грипп и прочие ужасные пошести.
Кроме нечистоты, эпидемиям в Талергофе отдавал большие услуги всеобщий голод. Немцы морили наших людей по рецепту своей прославленной аккуратности и системы, бросая кое-что, как собакам, ухитрялись, будто ради порядка, бить палками всех куда попало. Не спокойным, разумным словом, а бешеным криком, и палкою, и прикладом водворяли часовые «порядок», так что часто возвращались многие от выдачи постной воды, конского или собачьего мяса калеками.
В голоде и холоде погибали несчастные рабы, пропадали в судорогах лихорадки, желтели, как восковые свечи, от желтухи, кровавились от бесконечных кровоподтеков, глохли от заворотов и шума головы, слепли от встрясок нервов, лишались рассудка от раздражений мозга, падали синими трупами от эпилепсий. Высокая горячка разжигала кровь больных. Немощные организмы валились, как подкошенные, в берлогу, в мучительной лихорадке и беспамятстве кончали жалкую жизнь, а более сильные срывались ночью с нар и бежали, куда глаза глядели, чтобы вырваться из объятий напасти. Они мчались или прямо в ворота или живо взбирались на колючую проволоку, там же от штыка либо пути падали мертвыми на землю. В записках студента Феофила Курилло читаем, что солдат проколол двух крестьян за то, что «втiкали». Священник Иоанн Мащак записал под датой 3 декабря 1914 года, что часовой за бараком выстрелил в перелазившего через проволоку крестьянина. Пуля не попала в него, но убила в бараке Ивана Попика из с. Мединичи, отца семерых детей. В ангаре солдат проколол крестьянина Максима Шумняцкого из с. Исаи Турчанского уезда, проколол в ребра штыком, от чего он помер немедленно…