Для французов не составляет большого труда отмахнуться от точки зрения Д. Ангелова, обвинив его в «славянском национализме». Гораздо труднее им доказывать существование некоего «протокатаризма» в лице ересей начала XI века.
Ж. Дювернуа Проделал эту работу лишь наполовину. Он указал на географическое совпадение очагов ереси XI века и позднейшего катаризма, но отметил при этом и совпадение по времени первых вспышек ереси на Западе с успехами богомильской пропаганды в самой Византии[169]. Но гораздо дальше Ж. Дювернуа рванула г-жа А. Бренон, которая закусила удила настолько, что и слышать ничего не хочет о богомильстве. Мы уже говорили о ее статье, посвященной ересям XI века, в журнале «Heresis» № 24 (июнь 1995). Теперь настало время сказать и о самих этих ересях.
Ж. Дювернуа тоже счел возможным употребить такую формулировку: «Между 1000 и 1030 годом катаризм в уже организованной и распознаваемой форме появился в Шампани, в Аквитании и Тулузе, в Орлеане, во Фландрии, Германии и Италии»[170]. Катаризм? Ой ли?
В первоисточнике этих построений, хронике Адемара де Шабанна, 1017—18 годами датируется появление «манихеев» в Аквитании. Их обвиняли в том, что они отрицали крещение, знак святого креста, Церковь и самого Спасителя, культ святых, законные браки, были вегетарианцами, постились как монахи и изображали целомудрие. Что в этом собственно манихейского, непонятно. Остается в силе предположение, что «манихейство» тогда было таким же расхожим церковным ругательством, как «троцкизм» в СССР в 30-х годах прошлого века, и употреблялось в шеренге других, вроде «лжепророки, еретики, колдуны, агенты Антихриста» и т. п.[171]
Больше материала для размышлений дает дело десяти каноников, сожженных в 1022 году в Орлеане. Их принадлежность к «манихейству» Адемар де Шабанн тоже считал доказанной. О них известно, что они говорили, что Христос не родился от Девы, что он не страдал за людей, не умер, не был погребен и не воскрес[172]. Здесь уже налицо явный докетизм, в который сразу же мертвой хваткой вцепляется г-жа А. Бренон[173]: ей для того и нужно было объявить докетизм главной характерной чертой катаризма и умалить значение «пресловутого» дуализма, чтобы вывести катаризм из ереси XI века, очистив его от богомильских влияний, как исходящих от «второсортного» славянства, Если же презренный дуализм все-таки наличествовал, то он ни в коем разе не был восточного происхождения, а вырос из «латентного» и «болезненного» христианского дуализма, из идеологии презрения к миру клюнийского движения[174], возникшего в X веке и названного по имени монастыря Клюни в Бургундии. Движение это имело целью поднять моральный престиж церкви и делало при этом ставку на монашество, его «презрение к миру» – не более чем характерная черта «антисистемы» вообще, по Л. Гумилеву, грани между христианством, гностицизмом и манихейством здесь очень зыбкие – опираясь на столь зыбкую почву, обоснованных гипотез не построишь.
Столь же неудачной точкой отсчета является и докетизм: в нем тоже нет ни гностиков, ни манихеев, ни эллинов, ни иудеев. Его мы опять встречаем во Франции сто лет спустя, на этот раз в Шампани. Аббат Гибер, который умер в 1121 году, рассказывает в своей автобиографии о еретиках, которые утверждали, что воплощение Сына Девы было лишь видимостью[175]. В этом ничего нового нет. Но вот другой аббат, Рауль, описывая деятельность еретиков в Реймсе около 1180 года, сообщает, что они «не верят, что Бог заботится о людских делах, оказывает какое-либо воздействие или имеет какую-либо власть над земными тварями, но верят, что падший ангел, которого они называют Люзабел (Люцибел), властвует надо всем материальным миром, и его воле подчинены все вещи здесь, внизу. Они говорят, что Дьявол создал тело, а Бог – душу[176]. Это уже явно богомильский мотив. И в той же самой Шампани, на холме Монт-Эме, 13 мая 1239 года сожгли 183 еретиков. Свидетели назвали это событие «холокостом, угодным Господу», а сожженных еретиков называли болгарами[177].
Любопытно, что в 1815 году царь Александр I, находившийся тогда под сильным влиянием мистически настроенной баронессы Крюденер, устроил именно в этом месте парад и наблюдал с холма Монт-Эме за прохождением русских войск[178].
Ту же искаженную форму, что у катаров Шампани, – «Люцибел» – мы встречаем и во Фландрии, где еретики проповедовали, что все вечные вещи созданы Богом, а человеческое тело и все преходящие вещи – Люцибелом[179]. В признаниях катаров Лангедока это имя фигурирует уже без искажения: «Люцифер, восставший против неба, является творцом небесных и земных видимых и телесных вещей. Все, что рассказывается в Писании о Христе, – выдумка; тело, созданное Дьяволом, не могло соединиться со Словом». «Великий Сатана Люцифер, падший из-за своего высокомерия и злых замыслов с трона добрых ангелов, является создателем всех видимых и невидимых вещей, творцом, князем и богом злых духов; он же дал закон Моисею»[180].
В целом космогонические идеи катаров выглядели согласно описанию Ж. Дювернуа следующим образом: Злое начало (Сатана) создало при посредстве своего сына Люцифера (иногда в роли сына выступает, наоборот, Сатана) мир, состоящий из земли и семи небес, заключенных в стеклянную твердь. Эти небеса или «царства» соответствуют планетам, а твердь – звездной сфере. Ж. Дювернуа подчеркивает отличие этой системы от манихейской, поскольку солнце и луна у катаров – творение злого начала[181]. Как уже говорилось, манихеи считали звезды и планеты творениями злых сил, а Солнце и Луну – божественными[182]
Вариант «Люцибел» встречается и в книге Отто Рана, название которой сплошь и рядом переводится неправильно. В оригинале оно имеет явно уничижительный оттенок и звучит как «Дворня Люцифера» или «Придворная челядь Люцифера». В этой книге придуманный О. Раном катар произносит пароль тайных обществ: «Приветствую тебя, Люцибел, с которым обошлись так несправедливо!»[183]Серьезные исследователи катаризма называют творения О. Рана и ему подобных «майонезом»[184], очень метко сравнивая путаницу, царившую в мозгах О. Рана, с соусом, состоящим из множества ингредиентов. Верно указывают и на причину этой путаницы: полковник СС Отто Ран был еврейского происхождения по материнской линии[185]. Ран приписывал катарам такую интерпретацию падения Люцифера, согласно которой оно знаменовало собой оттеснение Назарянином старшего сына Бога, – трактовка сугубо мессалианская. Кем же был Люцифер – врагом Иисуса или его подменой? Мари-Клер Вигье в статье «Отто Ран между Люцифером и Иисусом» различает два периода идейных и душевных метаний Отто Рана. На первом этапе он отождествлял солнце – Аполлона с Люцифером, противником Иисуса (еврея в человеческом облике). На втором этапе идейной эволюции О. Рана солнце – Христос рождается в древний праздник зимнего солнцестояния, т. е. праздник света. Идет ли речь, таким образом, о двух соперничающих ангелах? С точки зрения гностиков это возможно. Но Ран не мог удовлетвориться этим объяснением, он оставался пленником своей дилеммы. Если Иисус еврей, его нужно устранить или поместить на сторону зла. Полковник СС Ран пытался его принизить, отождествив Люцифера с Добром, а еврея Иисуса со Злом. Но мог ли Ран, будучи сам еврейского происхождения, принизить своего брата по крови? Не мог, конечно. И тогда Ран сделал из Иисуса просто человека, страдающего и побежденного[186],
В груди Рана, как в груди Фауста, боролись две души. Внешне это выражалось в диалоге с воображаемым «катаром» на страницах «Люциферовой челяди». Катар говорит, что «Христос не имел ничего общего с Иисусом! Иисус был еврей и притом фанатичный еврей». «Идея, что Христос вел земную жизнь и умер на кресте – вполне еврейская». Здесь Ран не выдумывает, а верно отражает докетизм катаров и неприятие ими Ветхого завета: «Кто такой Яхве, как не душа еврейского народа, высокомерного, нетерпимого, мстительного, жаждущего власти, лишенного какого бы то ни было рыцарского великодушия... евреи это несовершенные и нечистые люди с душами рабов и метисов. Мы, западные люди нордической крови, называем себя «катарами», т. е. «чистыми»[187].