Глаза Тики расширились:
— Мучил?
— Не нарочно, — быстро сказала Сара. — Он потом всегда так расстраивался. Слава богам, ему не доставляло удовольствия причинять другим боль. Но для него не существовало сражений понарошку. Он дрался с яростным огнем в глазах и настоящей жаждой крови. Дети стали бояться его, он стал одинок. Но он был горд и никогда не признался бы, что отчуждение ранит его.
Война в конце концов добралась и до Палантаса, и государь Сот и Китиара командовали армией, взявшей город. Многие погибли в тот день.
Всюду полыхали пожары; сгорел и наш дом. Но я плакала от счастья, услышав, что Китиара убита. Я повторяла себе, что теперь, уж конечно, темная туча оставит в покое душу моего мальчика… Но я ошибалась.
Стилу было уже двенадцать, когда однажды ночью меня разбудил стук в дверь. Я выглянула в окно и увидела трех всадников в черных плащах. Все старые страхи ожили во мне. Я разбудила Стила и сказала, что мы должны бежать. Он отказался. Я думаю… я думаю, что его позвали. Он сказал, что я могу бежать, если хочу, а он не боится. Всадники выломали дверь. Ими командовал… думаете, кто? Ариакас!
— Повелитель Армии Красных Драконов? — удивился Карамон. — Но он погиб в храме во время последней атаки. Как он мог появиться у вас?
— Говорят, он был последним возлюбленным Китиары, — вставила Тика.
Сара пожала плечами:
— Не думаю. Я слыхала другое. С ним делила ложе Зебоим, дочь Такхизис, и родила ему сына, Ариакана. Ариакан сражался бок о бок с отцом всю войну. Он
— воин редкой отваги. Когда в последней битве Соламнийские Рыцари пленили его, более мертвого, чем живого, они были столь восхищены его доблестью, что обращались с пленником как с величайшим из воинов. Он прожил среди них много лет, пока рыцари не решили, что больше от него не будет вреда — ведь война к тому времени давно закончилась. Ариакан же свыкся с их устоями и обычаями и даже стал подражать им, хотя и высмеивал их, как он говорил, «немощь и изнеженность». Отпущенный на свободу, он вернулся к Такхизис, и она повелела ему основать рыцарский орден, преданный ей, как Соламнийские Рыцари преданы Паладайну. «Собери в него лучших детей моих воинов, — велела она, — вырасти их в благоговении передо мной, пусть они будут моими душою и телом. Пусть они, когда станут мужчинами, будут готовы отдать за меня свою жизнь». И Ариакан начал собирать мальчиков, — голос Сары дрогнул. — Затем он пришел в ту ночь к моему порогу. Он искал сына Китиары — и нашел его. Позже Ариакан клялся мне, что это Кит сказала о ребенке еще его отцу. Но я не верю. Я думаю… я думаю, что его привел к нам Даламар.
— Но Даламар сказал бы мне! — возразил Карамон. — Мы с ним были… ну… нет, не друзьями, но нас связывало взаимное уважение. В конце концов, это мой племянник. Даламар непременно сказал бы мне!
— Вовсе нет! — встряла Тика. — Он был черным магом и служил лишь себе и Властительнице Тьмы. Если она велела ему… — Не договорив. Тика пожала плечами.
— Если она велела ему… — повторила Сара, глядя в темное небо за окном.
— Да, Такхизис нужен Стил. Я чувствовала это всем сердцем еще тогда. Она делает все, чтобы завладеть им, — и она очень близка к своей цели!
— Что вы хотите этим сказать? — изумился Карамон.
— Той ночью Ариакан предложил Стилу стать одним из паладинов Тьмы.
— Сара нащупала у горла брошь в виде лилии и сжала ее в ладони. — Стать Рыцарем Такхизис.
— Это невозможно! — вскричал Карамон. — Рыцарство несовместимо с Тьмой.
— Оказывается, совместимо, — усмехнулась Сара. — И сын Китиары должен вскоре занять в этом ордене высокое положение. Ариакан знал, чем прельстить мальчика. Той ночью он заговорил с ним как с мужчиной. Он обещал сделать его могучим воином, обещал славу, богатство, власть. И мой сын согласился пойти с ним. Ни мои слезы, ни уговоры не могли удержать его. Я добилась лишь одного — дозволения пойти вместе с ним. Ариакан согласился: ему нужен был кто-то, кто готовил бы для мальчика, стирал и штопал ему одежду. И… и кажется, я ему понравилась, — тихо прибавила Сара. — Да, — продолжала она с горькой улыбкой, — я стала его женщиной.
И была ею, пока не состарилась — или не надоела ему.
— Я понимаю, — сказала Тика, дотрагиваясь до ее руки. — Вы сделали это ради сына.
— Да! — выкрикнула Сара. — Я ненавидела их всех — каждый час, каждый миг. Я ненавидела Ариакана. Вы не знаете, что я вынесла. Много раз я хотела убить себя. Но я не могла оставить Стила. В нем еще оставалось добро, хотя они изо всех сил пытались погасить эту искру. Ариакан давно избавился бы от меня, если бы не Стил. Он всегда защищает меня. Он никогда не говорит об этом, но мой мальчик все еще любит меня.
Стил верен и честен, как и его отец, и его разрывает надвое, ибо верность мне борется с верностью им. Он создан для рыцарства, но не ведает иного, кроме того, к чему его готовят. Через три дня он должен принести клятву и посвятить себя Такхизис. Вот почему я здесь, хотя и знаю, что Ариакан убьет меня, если обнаружит мое исчезновение.
— Так что же вы хотите? — в который раз спросил Карамон. — Мы легко найдем вам убежище, если дело в этом…
— Нет, при чем тут я! Я хочу, чтоб вы остановили моего сына! Он ведь родня вам! Да, он принадлежит Тьме, но он горд и честен! Вы должны показать ему, что он собирается сделать величайшую ошибку.
Карамон вытаращил на нее глаза:
— Но если вы, мать, столько лет были не в силах отговорить его, то что могу сделать я? Он не захочет и слушать!
— Вас — да. Но он послушает отца.